Фанфик был начат очень давно.
Но... Там случилась 221 серия, после которой не хотелось ничего, и только считались дни до 222. Потом случилась 222, и счастье перекрыло все. Потом мой ноут ушел
на фиг на ремонт. В общем, нет мне оправдания. Попытаюсь вернуться второй раз к этому фику. Надо. Знаю, что надо. Тем более, что знаю все, что должно быть в каждой главе. хотя... Может быть, в это и проблема, что я все знаю заранее.
Я вешала это в ЖЖ. С тех пор прошло много времени, настроение изменилось, поэтому в текст были внесены некоторые поправки
(хоть кто бы сказал, что во второй главе была такая уйма опечаток!)Короче, Желтая дорога - дубль два.
Название: Пять миль по дороге из желтого кирпича
Автор: Игрушка
Фандом: Сверхъестественное.
Рейтинг: R (будем честны, это не для детей)
Предупреждение!!!: фанфик содержит сцены насилия и жестокости!Жанр: хоррор (не кроссовер, даже не смотря на упоминание героев "Волшебника из страны Оз" Л.Ф. Баума)
Герои: Дин, Сэм, Волшебник Оз, Страшила, его голова, Железный Дровосек, его сердце, Смелый лев и дорога из желтого кирпича.
Длина: 1500 слов (пролог)
Дисклеймер: Дин и Сэм принадлежат тому, кто их придумал. Я просто пользуюсь ими время от времени. И делаю это с удовольствием, честно говоря.
Примечание автора: фанфик пишется на вызов Верутци. На мое предложение названия, связанного с классической литературой (случайно, честно слово!), она тоже придумала название, в котором упоминался «герой» классической сказки. Что предполагала Вер – не знаю. Для меня ее фанфик был полной неожиданностью.
Аннотация: Новое время – новые сказки. Вырезав деревню жевунов, Дороти снесла голову Страшиле, вырвала и растоптала истекающее кровью сердце Железного Дровосека и выпотрошила внутренности Смелого Льва. Она спалила Изумрудный город дотла и, весело напевая Металлику, пошла с любимым пистолетом в руке по дороге из желтого кирпича, которая потемнела от пепла и крови… И попробуйте сказать ей, что это НЕ ТА СКАЗКА! Неправильная сказка. Пролог
Пять миль по дороге из желтого кирпича
Пролог
Завывающий звук надоедливо врезался в уши. Он прекращался на мгновение, как будто тому, кто его издавал, не хватало воздуха, и опять бесконечным плачем разносился по коридору. Иногда вой срывался, и тогда сквозь судорожные вздохи слышались захлебывающиеся причитания.
Сквозь мутную пелену в голове и перед глазами Дин никак не мог сообразить, кто издает этот плач. Он попытался не обращать внимания на жуткую усталость и сосредоточиться.
Он лежал на животе, на полу около стены. Перед глазами блестела темная лужа. Должно было пройти несколько часов, прежде чем эта жидкость стала такой темной и вязкой. Сначала она была алой, пульсирующей, стремительно захватывающей все новые и новые территории, потом превратилась в бордовую медузу, отчаянно ползущую вперед из последних сил, наконец, она потемнела и застыла, оставив попытки добраться до одной ей известной цели. Пройдет еще немного времени, и она почернеет и засохнет.
Кровь.
Много крови.
Она покрывала кирпичный пол, страшным саваном пряча выбоины и грязь, смывая линии из соли. Дин очень хорошо представлял, какой огромной оказалась рана, из которой вытекло столько крови. Или же их должно быть очень много. И он готов был поспорить – любой из этих вариантов принес смерть.
Дин перевел глаза в сторону. В поле зрения попала его правая рука с зажатым в ней ножом. Ладонь ныла, будто он так крепко сжимал его, что рукоятка впивалась в пальцы. Лезвие было измазано густой кровью, которая неспешно собиралась на кончике и тяжело падала вниз, исчезая в луже. Прямо над пальцами к ножу пристала темная прядь длинных черных волос. Дин быстро сглотнул. Ему определенно не хотелось размышлять над тем, откуда взялся на его ноже этот локон и кому он принадлежал.
Он заметил, как застывающая кровь каплями прилипает к его ресницам и пленкой застилает левый глаз. Дин несколько раз моргнул, смахивая ее: вокруг него и так был переизбыток красного, чтобы позволить остаткам других цветов окраситься в этот неуютный цвет.
Остывающая кровь неприятно холодила левую щеку, шею и, конечно, залилась за воротник. Хотя, что уж переживать об этом, если вся рубашка и футболка впереди наверняка пропитались ей.
Дин опять обратил внимание на звук. Всхлипы и вздохи не прекращались. По комнате разносился отчаянный плач. Того, кто его издавал, не было видно, но Дину подумалось, что рыдающий потерял кого-то дорогого. Навсегда. Иначе, зачем так убиваться?
Твердо решив, что достаточно провалялся в этой мерзости, он подтянул к себе руки и, уперевшись, попытался встать на четвереньки. Правая рука, из которой он не рискнул выпустить нож, не удержалась на залитом полу, скользнула вперед, и он опять растянулся в багровой луже. На кирпичах остался светлый след, который медленно затягивался кровью.
Со второй попытки он умудрился сесть на колени и провел тыльной стороной ладони по лицу. Он хотел стереть кровь со щеки и губ, но поздно понял, что левая рука и сама испачкана. Он только размазал темную липкую жидкость по подбородку и брезгливо поморщился, когда почувствовал ее вкус во рту. Дин опустил голову. Впереди футболка, рубашка и джинсы были насквозь пропитаны кровью и мерзко клеились к телу. Может, здесь есть и его собственная кровь, но он слишком устал, чтобы почувствовать это. Казалось, будто он прополз на животе по грязи. Только вот «грязь» эта всегда плохо смывалась и означала боль или даже смерть для кого-то.
Сзади кто-то отрывисто вздохнул и опять завыл. Пальцы Дина автоматически сжались вокруг рукоятки ножа. Действительно, довольно глупо сидеть в луже крови и решать, как отстирать рубашку и штаны, когда рядом рыдает неизвестно кто.
Дин бросил взгляд через плечо.
Он увидел сидящего к нему спиной мужчину. Похоже, именно он издавал этот пронизывающий звук. Он содрогался всем телом, когда тяжело вздыхал, и опять бросался в свой безутешный вой. Дину показалось, что он держит кого-то на руках. За широченной спиной мужчины не было видно, кого тот так отчаянно прижимает к себе.
Дин поднялся и осторожно сделал шаг в сторону, стараясь не поскользнуться на залитом кровью полу. Он удивленно уставился на худенькие детские ножки, свисающие у мужчины с коленей. На них были гольфики, казавшиеся слишком белыми в этом измазанном кровью мире. На одной ноге надета маленькая красная туфелька на низеньком каблучке, вторая – валялась в темной луже на полу.
Девочка.
Лет десяти, не больше.
Если бы кто-то согласился, Дин готов бы был поспорить на сотню долларов, что на ней клетчатая юбочка в складку и короткая футболка с надписью «Мое сердце - Канзас». Он мотнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Он видел ее слишком ярко, слишком отчетливо, чтобы это было простым угадыванием. В голове неприятно застучало. Дин нахмурился. В конце концов, он же не Сэмми, чтобы предвидеть будущее.
Но девочка с канзасским сердцем и красными башмачками так и стояла перед глазами.
А еще у нее были темные, почти черные, волосы, заплетенные в две косички. И два голубых бантика, на концах каждой из них. И помпончики на белых гольфиках…
По спине пробежали ледяные мурашки. Он чувствовал себя почти фриком.
Еще у нее были пронзительно-голубые глаза. Они жалобно смотрели на него. Слезы текли у нее по щекам. Дин вздрогнул. Она просила, она умоляла. Заглядывала ему в лицо, стараясь найти хоть каплю сомнения…
Дин резко выдохнул.
Он вспомнил, что произошло.
Очень ярко и отчетливо.
До рези в глазах.
Он ударил ее ножом в живот. Она согнулась, обхватывая маленькими пальцами его руку. В ее глазах проскользнуло удивление, которое быстро сменилось нежеланием верить, что он – тот, кто ее защищал, - совершил такое. Дин оттолкнул ее левой рукой, выдергивая нож из раны и попутно разрезая кожу на ее ладонях. Она отступила, все еще не понимая, что происходит. Девочка прижала окровавленные руки к животу, и на футболке, как раз на слове «сердце», отпечаталась детская ладошка.
Эти голубые, цвета летнего неба глаза… Такие честные, глубокие, открытые…
Дин стремительно сделал шаг к ней и ударил еще раз. Она неловко попыталась уклониться от безжалостного ножа. Лезвие скользнуло по левой щеке, разрывая ее до зубов. Дин не смог остановить движение – слишком резким был удар. По инерции нож рассек переносицу и вошел в правый глаз. Девочка коротко вскрикнула и откинула голову назад, прижимая ладони к лицу. Лезвие безвольно скользнуло по ее черным волосам. Локон остался прямо около рукоятки. Ошарашенный Дин, тяжело дыша, уставился на нее. Между маленькими детскими ручками потекла кровь и густая, бело-розовая жижа.
Неужели он так сильно устал, что не может убить ее?
Он должен был ее убить.
Убить с первого раза.
Не так…
Между раздвинутыми пальцами девочки на него уставился теперь ее единственный целый глаз. Все такой же небесно-голубой. Полный боли и доверия. Только дети и собаки могут так преданно глядеть на родителей и хозяев, несмотря на их жестокость…
Дин сжал зубы. Шагнул к ней. В одно движение развернул ее спиной к себе, крепко прижал голову и чиркнул ножом по горлу…
Вся эта кровь на полу была ее.
Он почувствовал, как его качнуло. Желудок нехорошо сжался. Дин сглотнул и зажмурился, прогоняя гадкое воспоминание.
Но он вспомнил и то, почему это сделал.
Дин быстро перехватил нож левой рукой, а правая - скользнула за спину, за ремень джинсов. Он выдернул пистолет и направил его в голову мужчины, сидящего на полу.
- Ты выиграл, тварь, - хрипло произнес человек, сжимающий окровавленный труп девочки. - Можешь праздновать победу.
Дин щелкнул предохранителем.
- Для полной победы не хватает тебя, - собственный голос показался ему до неприличия дрожащим и испуганным.
- Стреляй, Дороти! - горько скомандовал мужчина, не поворачиваясь. - Теперь мне – всё равно.
- Меня зовут Дин, - он говорил это чуть ли не в сотый раз за ночь.
- Все вы для меня – Дороти, раз идете этой дорогой, - процедил мужчина сквозь зубы.
- Хорошо же Оз вас выдрессировал... – мрачно усмехнулся Дин.
Человек на полу неожиданно оглянулся. Дин дернулся, хотя видел таких, как он, много раз за эти двадцать два года. И даже чаще, чем хотел бы видеть.
Разложение уже коснулось щек мертвеца, так что виднелись зубы и черные десны. Лохмотья гниющей плоти шевелились, когда он говорил, как оборванная одежда пугала на ветру посреди огромной канзасской степи. Нос уже почти превратился в два провала черепа, слегка обтянутого кожей. Глаза каким-то чудом сохранились и теперь выпучено смотрели на Дина. Веки сгнили, и вытаращенный взгляд отдавал безумием. Руки и шею покрывали сине-черные пятна и язвы.
Было что-то абсурдное в том, как этот гниющий, но живой труп нежно сжимал в руках еще теплое, но неподвижное тело маленькой мертвой девочки. И даже что-то смешное.
Только смех бы этот пах сумасшествием. После ночи в этих коридорах желания смеяться не было напрочь.
- Ну что же ты, Дороти? – опять прохрипел мертвец и скомандовал: - Стреляй, тварь!
Дин напрягся, палец задрожал на курке, и вдруг, опустив пистолет, неожиданно даже для себя он добавил:
- Как там говорилось? Нет места лучше дома, Дровосек. Зато есть другой выход. Хочешь пойти со мной?
Продолжение следует...