Цикл о миссис Джессап:
1. Родительский инстинкт
2. "Мой герой". Сочинение Дина Винчестера
3. Теплый летний дождик
Название: A Warm Summer Rain
Автор: Dodger Winslow
Оригинал: dodger-winslow.livejournal.com/71070.html
Переводчик: Игрушка
Фандом: Сверхъестественное
Разрешение на перевод: есть
Категория: PG-13
Рейтинг: gen
Время действия: после эпизода 202
Теплый летний дождик
Теплый летний дождик
Поразмыслив, он решил, что должен был бы заехать среди недели, но была суббота. Они закончили дело, и он хотел проверить до того, как они уедут. Просто проверить. Он был уверен, что она больше здесь не живет, но не мог покинуть город, не узнав перед отъездом.
Дом выглядел именно так, как он его запомнил. Только стены теперь оказались зелеными, а не голубыми. Было по-настоящему грустно, что он так хорошо все помнит. Сколько он пробыл здесь? Пятнадцать минут двадцать лет назад? Вообще-то, это даже не грустно. Вернее сказать - тоскливо.
Но как бы то ни было, он все равно помнил.
Дин изучал дом, стоя около Импалы. Он искал малейшие признаки того, кто здесь живет, имена жильцов. Было бы гораздо проще, конечно, если бы они повесили таблички около звонков или прибили бы их к слишком белой двери с надписью: "Добро пожаловать к такому-то такому".
Нет, это вышло бы слишком просто, а ничего не бывает просто.
Черт, даже их почтовые ящики стояли не около дороги, где и обычно ставят. Скорее, они стояли прямо около входной двери, так близко, что изучение ящика в поисках таблички с именем выдало бы его, потому что сейчас не ночь, которая бы прикрыла его задницу, пока он все это проделывал бы.
Дин вздохнул и в растерянности посмотрел на дом, пытаясь понять, что теперь он, черт возьми, должен делать. Ответ был прост. Сесть в машину, вернуться в мотель, выдернуть Сэмми из постели - и опять в дорогу. Это было бы самым правильным решением, но ему не хотелось этого делать. Не хотелось уезжать, не узнав. Это мало бы что изменило, но все равно.
Он не знал почему.
Может, их нет дома. Или они дома, но спят. Честно говоря, было рановато. Все-таки в десять утра в выходной большинство работающих людей позволяют себе поспать без риска быть уволенными или посланными в ад. Так что, может быть, ему стоит постучать в окно, чтобы увидеть, если кто дома. И если никого нет, он сможет подойти к входной двери, будто тут живет, и сбежать с чужим письмом до того, как любопытный сосед доковыляет сюда, чтобы разобраться.
И, может быть, ему даже повезет в этой безумной затее. Потому что ему же так часто везет…
Как на их последней охоте. Вот уж где повезло так повезло.
При этих воспоминаниях Дин потер плечо, слегка морщась, когда мышцы напряглись от тупой боли в спине и десятка царапин и синяков. Чертовы духи. Сколько раз его бросали через всю комнату, или выкидывали в окно, или сталкивали с лестницы до того, как наступала очередь Сэмми?
И что же? Высшие силы - если они действительно существовали - дико ржали, когда он ломал что-нибудь и истекал кровью? Может, их возбуждало, когда он ковылял по комнате с вывихнутым коленом или пытался побриться вокруг порезов на лице и шее, которые получил, выбив стекло и свалившись на землю.
На твердую землю. С чертовыми камнями.
Дин вздохнул. Он в задумчивости потер скулу, где заживающая плоть тут же напомнила ему еще и о жутком синяке, похожем на виноградное желе вокруг его правого глаза.
Чертовы духи.
Но день делался все ярче, и он станет заметен, если останется стоять на улице, как идиот. Так что он решил, какого черта? Он сделает свой ход. Что может быть хуже? Его арестуют за незаконное проникновение? Или, может быть, его подстрелит разгневанный муж? Но он должен попытаться.
На его могиле так и напишут. «Здесь покоится Дин Винчестер. Этот сукин сын постоянно пытался что-то сделать».
Двигаясь как можно не принужденнее, чтобы уважаемые соседи не подумали, что он хочет подглядывать за жильцами уважаемого дома, Дин перешел улицу и двинулся к двери. Он присел, играя роль законопослушного гражданина, который подбирает не существующий мусор, и украдкой взглянул вверх. Плотные шторы не полностью закрывали обзор, но чтобы увидеть хоть что-то, ему пришлось бы подойти вплотную и прижать руки к стеклу.
И в это время дверь открылась.
Попался.
Дин замер. Его мозг отмечал все странности в его попытке изобразить прохожего, он просчитывал все варианты лжи, обмана и просто побега, словно он какой-то урод, пойманный за подсматриванием в соседские окна.
- Я могу вам чем-то помочь? - спросила женщина, появившаяся в дверях.
Это была она.
Ее голос не звучал слишком недовольно. Это хорошо. И не слишком напугано. Еще лучше. И не так, чтобы вызвать полицию. Что совсем здорово.
Решив, что теперь нужна ложь покруче, Дин перешел от стратегии "уборки мусора" к стратегии "завязывание шнурков". Он поднял глаза, махнул рукой в обычном жесте и сверкнул своей лучшей обезоруживающей улыбкой. Вообще-то это была специальность Сэма - для него такие выражения были естественны, но Дин тоже мог сымпровизировать в случае необходимости, и иногда его обезоруживающая улыбка действовала на старых леди ничуть не хуже, чем смущенная улыбка Сэмми.
Иногда даже лучше.
- Нет, спасибо. Я просто хотел завязать ботинок, - ответил он.
- До или после того, как вы полчаса смотрели в мое окно? - она не была очарована. Он не произвел впечатления даже на ее носки. Стоя на крыльце, она изучала его учительским взглядом, который мог подсказать не только, кто врет о том, кто съел его домашнюю работу, но и заметить остатки табака на твоем рукаве за пятьдесят ярдов.
Он рискнул взглянуть в ее направлении.
Она стала старше, конечно, но кое-что осталось прежним, таким, как он помнил: цвет глаз и ее взгляд - будто она не одобряет то, что ты делаешь, но готова согласиться, что была не права, если ты хорошо постараешься. Это самое выражение заставляло его нервничать первые пару месяцев в ее классе, но потом понял, что она носит эту маску, чтобы не показывать, насколько она на самом деле ранима.
Какой она была, как стремилась помочь ребенку, а не наказать его. Это так редко встречалось среди учителей, что она предпочитала скрывать это, а то нашлись бы дети, которые съели бы ее живьем, когда получили бы одну поблажку и поняли бы, что этим можно пользоваться.
Но как бы она ни пыталась казаться другой, чем была на самом деле, она не могла прятать такое слишком долго. Дин увидел это, когда она пыталась дотянуться до него, хоть он полностью игнорировал ее поначалу.
Отец взял ее номер телефона после их первой встречи. Он сказал Дину в машине, когда они ехали домой, что она - хороший человек, который заботится о других больше, чем должна, и будет помогать, сколько сможет.
Он предложил Дину подарить ей яблоко на следующий день после Родительского вечера. Дин редко отказывался делать то, что советовал отец, но это был один из таких случаев. Он так упирался, что, в конце концов, папа вынужден был приказать ему.
- Просто сделай так, - сказал он. - Поверь мне, сын, ты не будешь сожалеть.
Дин был уверен: она решит, что он самый большой придурок из всех, один из подхалимов, который пытается подкупить ее сочным фруктом, как Эдди Хаскел.
Но она так не подумала. Она улыбнулась, когда он сунул ей яблоко, пробормотав, что это от отца, а не от него, но это была не та улыбка, которую он ожидал. Именно такую улыбку ты мечтаешь получить вместо того, чтобы чувствовать себя идиотом или подлизой. Эта улыбка сказала ему, что папа был прав, он не станет сожалеть. Улыбка сказала ему, что она поняла: это яблоко-спасибо-черт-возьми-за-все, а не яблоко-дайте-я-поцелую-ваш-зад. Она посмотрела прямо в его глаза и сказала, что обожает яблоки.
Только через пару недель он узнал, что она лгала.
Он быстро прошагал через ее газон, низко наклонив голову, чтобы не встречаться с ней взглядом. Вообще-то он не ожидал, что это будет она. Прошло двадцать лет. Он не был уверен, что она все еще здесь живет, иначе бы никогда сюда не приехал.
- Извините, мэм, - сказал он. - Мне казалось, тут живет кое-кто. Она вроде как пригласила меня посмотреть, но, кажется, я ошибся домом. Извините еще раз. Не хотел кого-то беспокоить.
Он уже подошел к Импале, когда она спросила:
- Что случилось с вашим лицом? Похоже, вы побывали в драке.
- Досталось, когда я последний раз ошибся домом, - он озорно усмехнулся, глядя на нее над крышей Импалы. - Не такая уж была и драка, скорее, легкий шлепок. Но все нормально, мэм. Он был огромным, но я могу бегать очень быстро, когда надо.
Да, теперь она была очарована. Она улыбнулась тому, что он говорил.
Он помнил эту улыбку. Помнил, как много она для него когда-то значила, как заставляла мир казаться совсем иным, чем он есть.
Безопасным.
- Извините еще раз, - произнес он. - Я действительно не хотел вас беспокоить.
- Хорошая машина, - заметила она, когда он открыл дверь, чтобы сесть.
Он замешкался и взглянул опять на нее. Она смотрела на Импалу, не на него, поэтому он чувствовал, что может остаться еще на пару минут, остаться, чтобы поговорить с ней, просто чтобы вспомнить, как звучит ее голос.
- Спасибо. Досталась от отца.
- Правда? Вы за ней прекрасно ухаживаете. Она выглядит почти новой.
- Я переделывал ее совсем недавно, - ответил он. Потом отвернулся, рассматривая дальний конец улицы, чтобы его мысли не отразились в его глазах.
- Авария? - уточнила она.
Он кивнул.
- Да. Слегка крыло помялось. Ничего серьезного, но пришлось повозиться. Потом, когда я поставил ее на блоки, нашлось и время, чтобы заняться полировкой.
Когда она не ответила, он рискнул взглянуть на нее. Она смотрела на него так, как он больше всего боялся.
- Я должен уйти, - бросил он, но не сделал ни одного движения для этого.
- Я вас знаю? - спросила она, слегка прищуриваясь.
- Нет, мэм. Не думаю.
- Вы живете по близости? - нажала она. - Я учительница в начальной школе. Миссис Джессап. Может, ты был одним из моих учеников, когда я была примерно в том возрасте, как та, что пригласила тебя подсмотреть за ней через окно.
Он хмыкнул и ответил:
- Нет, мэм. Я не отсюда. Просто проезжал мимо.
Она не поверила ему. Он видел это в ее глазах.
- Как тебя зовут? - спросила она.
- Джон, - солгал он.
- Джон?
- Да, мэм. Но я не отсюда. Должно быть, напоминаю вам кого-то. Кого-то очень приятного, без сомнений.
- Дин, - вдруг сказала он.
Он попытался не реагировать. Не вышло.
На ее лице вспыхнула радостная улыбка.
- О боже. Дин Винчестер. Конечно. Это была машина твоего отца. Теперь я вспомнила. Последний раз, когда я ее видела, он сидел за рулем, а ты разбил мне сердце, когда ушел отсюда и оставил меня в дверях, - она спустилась на несколько ступенек. - Когда это было? Лет двадцать назад?
- Извините, - услышал он свои слова. - Вы меня точно с кем-то спутали.
Она выглядела обиженной, оскорбленной, ошарашенной. Какое-то время она молчала, потом сказала:
- Хорошо. Возможно, я и сделала бы вид, что согласна с тобой, если бы видела хоть одну причину, почему ты хочешь, чтобы я тебе поверила. Но, прости, я не могу найти ни одной, так что я просто притворюсь, что ты этого не говорил и дам тебе шанс все исправить. Как твой отец?
Он вздрогнул, когда она спросила. Напрягся. Потом посмотрел в сторону, стараясь не слышать, как сердце стучит в ушах, стараясь не замечать, как кровь приливает к коже.
- Ох, - тихо произнесла она. - Мне жаль.
Он не смотрел на нее. Он просто кивнул головой, продолжая разглядывать улицу.
- Почему бы тебе не зайти на минутку? - предложила она после нескольких секунд неловкого молчания. - Мы могли бы посидеть и поболтать, как в старое время. Ты мог бы рассказать мне о динозаврах, и я тебе - о традициях и легендах.
- Мне надо идти, - повторил он, его голос был тихим и смущенным. - Я пришел не за этим. Я просто... Я не знаю. Просто хотел посмотреть, живете ли вы все еще здесь. Я любопытный.
- Дин, посмотри на меня, пожалуйста.
Он взглянул на нее. Она уже спустилась в крыльца и стояла с другой стороны Импалы. Она смотрела на него через крышу машины. Ее взгляд был таким знакомым. Он заставлял Дина чувствовать, будто ему опять семь лет. Заставлял чувствовать, будто ему семь, и он сидит рядом с ней и рассказывает дурацкие анекдоты, и как все вокруг становится лучше.
Этот взгляд уменьшал боль.
Заполнял пустоту.
Джим когда-то заставлял его чувствовать себя так. Пока он не попал в класс миссис Джессап, Джим был единственным, кто когда-либо вселял в него такое чувство.
- Заходи, - пригласила она. - Посиди со мной недолго. Пожалуйста?
Он взглянул на ее дом:
- А как же ваш муж?
- Мой муж умер три года назад, - ответила она.
Он закрыл глаза, потом открыл вновь:
- Мне жаль.
Она грустно улыбнулась:
- Мне тоже. Я скучаю по нему.
Дин кивнул. Он смотрел на свои руки.
- Знаешь, я рассказывала ему о тебе, - сказала она. - Он ревновал к мальчику, который приносил мне шоколадные пирожные и приглашал на обед в День Благодарения.
Дин слегка улыбнулся.
- Да уж. Умел я ухаживать тогда.
- Ты очень хорошо флиртовал для второго класса.
- Это не был флирт, - сказал он прежде, чем понял, что именно сказал. Он взглянул на нее, она улыбалась. - Ладно. Может, немножко... это и был флиртом. Но на самом деле я пытался вам понравиться.
- Тебе не надо было пытаться, Дин.
- Ну да. В меня нельзя было не влюбиться с первого взгляда.
Она засмеялась. Он улыбнулся, вспоминая, как звучал ее смех, когда он сказал ей, будто слышал, что шоколадные пирожные - путь к сердцу женщины. Его отец намекнул ему на что-то подобное за полчаса перед школой, объяснил, что это значит, объяснил, когда лучше сказать, чтобы это прозвучало забавно, а не глупо. Он так нервничал, что чуть было не забыл эти слова, так нервничал, что чуть не оставил пирожные на краю ее стола и не сбежал из школы в тот день.
Он так боялся, что она решит, будто он урод какой-то, который принес своей учительнице печенья, чтобы заставить ее думать, что он особенный или еще что-нибудь такое. Или что она пошлет к черту, что он, Сэмми и папа провели все выходные, готовя печенье, чтобы просто выбрать семь из них, которые не подгорели, или не расплылись, и не имели такой вкус, что их вполне можно использовать для изгнания мусорного демона.
Когда она спросила его, почему семь, у него едва не случился инфаркт. Почему семь? Потому что было только семь съедобных печений на трех противнях? Но он не мог сказать ей этого, поэтому он брякнул, что семь - великое число. Она купилась, и он почувствовал себя так, будто покорил Эверест. Он чувствовал себя королем мира нежностей. Она была единственной женщиной на всей планете, которую он любил бы так, как любил ее в тот момент.
Любил, когда она смеялась над его шутками и не думала, что он идиот, раз принес ей печенья.
Он любил ее целый год. Любил не так, как научился любить женщин потом. Просто любил ее, потому что она заставляла его чувствовать себя правым. Чувствовать себя нужным. Чувствовать себя живым.
Живым - такое чувство ему давала лишь мать.
Он помнил, как боялся сидеть напротив нее за обедом поначалу. Он был уверен, что она скажет ему, что учителя и ученики не садятся за одним столом, и ему придется идти обратно и опять сидеть одному, придется пройти через всю столовую на виду у всех детей, которые знали, что он хотел сесть с ней, а она приказала ему уйти.
Сейчас он не мог вспомнить ни одного из них, но помнил, каким чужим он чувствовал себя среди них. Будто они все жили в одном мире, а он жил в совершенно другом.
Совершенно в другом для всех, кроме нее.
Конечно, еще там были папа и Сэмми. И Джим. Но она была другой.
Она была совсем-совсем другой.
Папа это знал. Они никогда не говорили об этом, но папа знал. Узнал в тот момент, когда увидел ее, понял, почему Дин столько говорит о ней, понял, почему он начал читать книжки для Сэмми, почему он начал делать домашнюю работу, почему начал правильно отвечать, когда она спрашивала его в классе.
Отвечать было страшно. Первый раз, когда он поднял руку, чтобы ответить на ее вопрос, был хуже, чем первый раз, когда он встретился со злобным духом, который собрался послать его задницу прямиком в Ад. Он боялся, что она не вызовет его, он боялся, что вызовет. Он боялся, что ответит неправильно, боялся, что у него не хватит воздуха, и он вообще ничего не ответит. Боялся, что неправильно понял ее вопрос, боялся, что скажет что-то глупое, и все в классе будут смеяться над ним, и особенно она, тогда он никогда уже не сможет смотреть ей в глаза.
Он боялся всего, когда она назвала его имя, так боялся, что едва не сдался и не решил смотреть в свою парту, притворяясь, что его здесь нет, что его никто не видит, потому что его здесь нет. Но когда он хотел отвернуться, уткнуться в парту, исчезнуть навечно и никогда не возвращаться, она улыбнулась ему.
Просто улыбнулась.
Улыбнулась ему. Улыбнулась, будто была уверена - он знает правильный ответ. И она вызывала его только для того, чтобы он показал все то, что она уже знала. Что Дин умный. Что Дин знал ответы на все вопросы. Что Дин существует.
Что он был там, и она видела его.
Она улыбалась ему, это было единственной причиной, почему он переборол страх и сел напротив нее за обедом спустя пару недель. Потому что она думала, что он умный. Потому что она не смеялась над ним, когда она сказал, что ему нравятся ее туфли, потому что когда он остановился у ее стола, не зная, что сказать, и просто поведал о том, что у них было на обед, она не посмотрела на него, будто ей абсолютно не интересно.
Даже в семь он понимал, что это было самой глупой вещью, которую кто-либо когда-либо говорил кому-то в истории, но она просто улыбнулась и рассказала, что у нее на обед. И что у нее было на десерт.
Это оказалась самая великолепная вещь, которую кто-либо когда-либо сделал для него. Кто-либо, кто не был его отцом, Сэмми или Джимом, конечно. Именно это заставило его рискнуть и пройти долгий путь через столовую со своим пакетом с завтраком, зажатым в руке, хотя он был уверен, что каждый ребенок здесь считает его самым большим идиотом, и она пошлет его на свое место, пошлет назад, туда, откуда он пришел. Но она этого не сделала.
Просто не сделала.
- Да, ты абсолютно прав, Дин, - сказала она. - Я влюбилась в тебя за тот год. Мы даже говорили об этом в учительской. Даже ввели тотализатор насчет того, пригласишь ли ты меня на танец на балу в конце второго класса.
Он бросил на нее короткий взгляд.
- Не было бала в конце второго класса, - хмыкнул он. - Иначе бы точно пригласил.
- Ты тогда умел ухаживать, - пошутила она.
- Вы бы посмотрели на меня сейчас, - съязвил он.
Она засмеялась, так же, как когда он сказал, что шоколад - путь к сердцу женщины.
- Могу представить. Первый раз, когда я увидела твоего отца, я знала, что ты вырастешь таким же.
Он отвернулся, чтобы она не заметила, какое впечатление на него производят ее слова, как глубоко они ранят его, как причиняют боль.
- Дин, - она обошла Импалу, положила свою руку на его и сжала. - Мне так жаль. Я не должна была этого говорить... Я... Мне жаль.
Он кивнул.
- Апельсин есть? - спросил он.
Она сильнее сжала его пальцы.
Он поднял глаза и взглянул на нее:
- Он умер, спасая мою жизнь. Мы... мы работали вместе. Когда Импала разбилась вдребезги. Он спас мою жизнь. Он отдал свою жизнь за мою.
- Меня это не удивляет, - мягко произнесла она.
- Я ненавижу его за это, - практически выдавливал он каждое слово. Почти сломался, почти разбился на части прямо там, на улице, держась за руку своей учительницы из второго класса на крыше Импалы.
- Не надо, - сказала она.
- Ничего не могу поделать. Ненавижу его.
- Не надо, - повторила она. - Он - твой отец, Дин. Он - твой герой, - она улыбнулась, хотя в ее глазах блеснули слезы. - Так поступают герои.
- Он и Сэмми - все, что у меня было. Все, что у меня когда-либо было.
- Он - твой отец, - повторила она. - Если он мог спасти тебя, то он просто не мог поступить иначе. Ты не можешь винить его за это. Нечестно винить его за то, что он тебя так сильно любил.
Дин уткнулся лбом в крышу Импалы. Утреннее солнце нагрело металл. Он закрыл глаза и сосредоточился на дыхании, сосредоточился на теплой крыше машины отца под своей кожей, на теплой руке учительницы.
- Зайди ненадолго, - предложила она, нарушив тишину. - Посидишь со мной, поговорим.
Он поднял взгляд и встретился с ней глазами. Он чувствовал слезы на своей лице, но это было не важно. Он не стеснялся того, как она посмотрит на него, что она подумает о нем.
Она всегда знала, как смотреть на него. Было время в его жизни, когда только это заставляло его чувствовать себя иначе.
И сейчас он чувствовал то же самое. Он чувствовал, как под ее взглядом он чувствует разницу между тем, существует он или нет.
- А вы не против? - спросил он тихо.
Она улыбнулась:
- Я скучала по нашим разговорам.
- Я тоже, - ответил он.
Сэм позвонил около часа. Он хотел знать, чем занимается Дин, куда он провалился и даже записки не оставил. Дин посоветовал ему не выпрыгивать из штанишек, потому что он вернется через полчаса.
Он пробыл у миссис Джессап еще два часа. Сэм звонил семь раз за это время. Дин перенаправил все звонки на голосовую почту, но каждый раз комментировал их.
- Он хуже, чем девушка.
- У него наверняка сейчас вопрос по квантовой физике.
- Он не может найти даже ботинки, если я не буду держать его за ручку.
- А сейчас он просто хочет вывести меня из себя.
- Спорим, он уже прошел двенадцать стадий покраснения.
- Наверняка, не может без меня включить телевизор.
- Люблю его. Если его не любить, его очень захочется убить.
Когда Дин покинул ее дом, он чувствовал, как что-то сдвинулось внутри него. Пустота, которая появилась, когда умер отец, казалось, стала чуть менее пустой, менее, безнадежной. Это не было настоящим изменением, а просто небольшим отличием.
Отличием, которое можно было почувствовать.
Он обнял ее на прощание, он держал ее в своих объятьях настолько долго, насколько хотел, а потом еще пару секунд, когда шепнул ей на ухо:
- Я никогда вас не забуду, миссис Джессап.
Потом он ушел, не оглядываясь. Он чувствовал, как она смотрит на него, это было похоже, будто семь шоколадных печеньий и сочное красное яблоко оросило теплым летним дождиком.
Конец