Название: Дежавю
Автор: Игрушка
Фандом: Константин (фильм)
Жанр: зарисовка
Персонажи: Джон Константин, Габриель
Рейтинг: R
Категория: gen
Время действия: после фильма
Предупреждение: от первого лица Джона Константина
Дисклеймер: поиграю и отдам
Аннотация: Она сидит на крыльце дома, где я живу, с тех самых пор, как ей не удалось вытащить Мамона из ада
Дежавю
Дежавю
- «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего…»
- Сколько? – спрашиваю я.
- Чего сколько, Джон? – она улыбается. Эта блаженная улыбка меня порой добивает. Надо было прожить столько тысяч лет, чтобы улыбаться, как имбецил? Я каждый день задаю ей этот вопрос, а она каждый день переспрашивает. Мой личный День сурка. Может быть, в этом есть какой-то неведомый мне ритуал?
- Сколько тебе заплатить, чтобы ты заткнулась, Габриель? – поясняю я. Впрочем, она прекрасно знает, что я имел в виду.
- Я стараюсь ради твоей души, Джон, и не требую никакой платы, - в ее тоне столько честности, уверенности и жажды самопожертвования, что меня начинает подташнивать. Она слишком перестаралась с медом в своем голосе, поэтому мне не хочется ей верить. Полукровкам вообще верить не стоит. Даже бывшим. Вернее, им нельзя верить тем более, потому что они слишком яро хотят вернуться к своей прежней сущности.
Я осматриваю ее с ног до головы. Стараюсь вложить в свой взгляд максимум оценивания. Она выдерживает, но я вижу, с каким трудом ей это дается. Она сидит на крыльце дома, где я живу, с тех самых пор, как ей не удалось вытащить Мамона из ада. На ней прорванные на коленях джинсы, потертая кожаная куртка, вязаные перчатки с обрезанными пальцами и огромные ботинки. Мне даже не надо смотреть на размер, я и так понимаю, что они ей велики. Впрочем, для нее это – достижение: поначалу она сидела здесь босиком, в белых штанах и майке, очень пытаясь доказать мне, что холод ее не трогает. А я прям так и поверил. Ага. Надо было трястись поменьше и не синеть, милая Габриель. Когда ты строила из себя ангела, играть у тебя получалось лучше.
Я достаю из кармана пачку сигарет, выбиваю одну, зажимаю ее губами и закуриваю. Выражение ее лица в этот момент – сгусток ненависти и злорадства. Вот так-то лучше, сука. Сам знаю, что играю с огнем, но пока мне не грозит встреча с Сатаной, а в раю никто не будет замерять вес сажи в моих легких.
- Кончай строить из себя высшее создание, Габриель, - я глубоко затягиваюсь и выпускаю две струйки дыма через ноздри. – Человеческое тело не прокормишь святым духом. Устройся на работу, что ли.
Я замечаю, как она поджимает губы, а потом с усилием заставляет себя улыбнуться все той же чокнутой улыбкой:
- Бог даст мне все, что нужно, Джон, а пока у меня только одна забота – молиться за тебя и выбранный тобой путь. Если тебе понадобится моя помощь, только скажи, я сделаю все.
Я киваю. Да, окей, давай проверим.
- Знаешь, хорошие шлюхи сейчас стали дороговаты для простого экзорциста, не думаю, что ты успела подцепить что-нибудь венерическое, так что, может, раздвинешь ножки…
- Какой же ты ублюдок, Джон Константин! – она пытается меня ударить – неловкий женский кулачок. Я лениво увертываюсь. Какой-то части меня хочется сделать ей больно и ударить в ответ, но я сдерживаюсь: ей хватает и того, что она не попала по мне. Наверное, это напомнило ей тот момент, когда ее кулак не долетел до лица Люцифера, потому что она сжимается на ступенях, подтягивает колени к груди и обхватывает их руками. Мне даже жалко ее.
- Что-то не слышу молитв за очищение моей души, - говорю я, и она вдруг расцветает. Опять то же самое уверенно-жертвенно-честное выражение. Вот черт… Она что, решила, что я размяк и проникся ее желанием искупить вину?
- «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною, Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена…»
Я качаю головой и сажусь на корточки напротив нее.
- Габриель, ты что, не понимаешь?
Она отрывается от своего самозабвенного чтения псалма.
- Не понимаю чего, Джон?
- Твои молитвы за меня ничего не значат, Габи, - я тру висок, потому что от нее у меня всегда начинает болеть голова. – Тебе не засчитают самопожертвование, если ты будешь тупо сидеть у моей двери и читать священные тексты. Это так не делается.
- Да брось! – фыркает она. – Он решил, что твоя идиотская жертва перевесила твое самоубийство. Два самоубийства! А ты ведь даже не надеялся, у тебя ни единой мысли не проскочило, что так может выйти, когда резал вены и требовал вернуть ту девчонку из ада. Знаешь почему, Джон? Потому что ты не верил в Него! До сих пор не веришь. А я верю. Я верую! – она произносит это так громко, что мне кажется, будто она хочет докричаться до Бога прямо отсюда, с крыльца моего дома. – Я буду молиться, и меня простят.
- Господи, Габриель… - я на секунду опускаю голову. – Ты мне когда-то так все красиво объясняла на счет жертв, а сама, оказывается, ничего не понимаешь. Дело не в том – веришь ты или нет. Дело в том, ради кого ты делаешь что-то. Ты молишься? За меня? Ты сама-то в этом уверена?
- Я буду молиться за тебя, Джон Константин, и меня простят! – выдыхает она мне в лицо сквозь зубы. Я встаю, затягиваюсь еще раз и бросаю почти целую сигарету рядом с ней. Ничего-то она не понимает. Как все они, эти полукровки. Я ухожу от нее, не оглядываясь. У меня есть и другие дела, кроме того, как объяснять упертому бывшему ангелу, как все меняется, когда что-то касается тебя самого, а не кого-то другого. Другим давать советы легко, выполнять их самим… Да уж.
- «Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни», - слышу я ее голос мне вслед. Надо будет купить ей зубную щетку и пасту.
Конец