Душа неприкаянная
Фанфик с Пледа-2013. Внезапно РПФ, чего я обычно не пишу. Для меня РПФ - это история, в которой героев почему-то зовут, как актеров из какого-нибудь фильма или сериала. Собственно говоря, именно так я и придумывала сюжет этого фанфика: просто историю, где было бы два героя и еще кто-нибудь, а потом почти механически распределила роли. В комментариях к фанфику очень часто попадалось, что Дженсен/Женевьев - это сквик, жутчайший сквик. Я спросила - а если заменить Женевьев на Даннил, будет лучше? Мне ответили, что, видимо, автор увидел здесь именно Женевьев, так что какая разница, что бы было, если бы была Даннил. Черт. Я не "видела" там Женевьев, для меня Женевьев - всего лишь имя, оно не может меня сквикать. Хотя, да, если подумать, то чисто внешне мне легче представить в той роли, которую играет Женевьев в сюжете, именно Женевьев Кортез, а не Даннил. Но если такой уж жуткий сквик у многих Дженсен/Женевьев, то я могла бы с той же легкостью представить и Алону Талл. Так было бы лучше? Мне действительно интересно.
Еще забавно, что я с трудом вместилась в 30 000 знаков. Пришлось даже с десяток слов убрать, чтобы не выходить за пределы. И тут есть смешной момент. Эклз. Вот, где сказалось, что я не пишу и не читаю в большом количестве джей2. Не знала, что принято писать эту фамилию с одной к. И этим "Экклз" испугала кучу народа. Очень стыдно, вообще-то. Могла же заглянуть в нужные места и узнать. Так вот, если бы сразу написала с одной к, те десять слов убирать бы не пришлось. Кстати, в теперешней редакции в фанфике фамилия Дженсена записана с одной к. И сейчас фанфик отредактирован Oriella! За что ей огромное спасибо, потому что себя править у меня выходит совсем плохо - я знаю, как должно быть написано, поэтому вижу именно это написание и не замечаю опечаток.
Кажется, все?
Еще можно предупредить, что время действия фанфика - конец тридцатых годов двадцатого века. Если бы не жесткие ограничения по размеру, то можно было бы вставить больше описаний и стилизовать под нуар. А вообще, в фанфике осталась без ответа куча вопросов.
К фанфику есть иллюстрация! Если учесть, что к моим фанфикам есть всего лишь несколько иллюстраций, каждая новая вызывает во мне бурю эмоций.
Автор teaching_s**ks. Женевьев Кортез
Название: Второй шанс
Автор: igrushka13
Бета: Oriella
Жанр: гет, романс, мистика
Пейринги: Джаред/Женевьев, Дженсен/Женевьев
Рейтинг: PG
Дисклеймер: Герои являются вымышленными и отношения к реальным людям не имеют
Саммари: Сложно отомстить, если ты мертв. Но Дженсену выпадает второй шанс...
Если твое имя Дженсен Эклз и тебя угораздило нарваться на полицейскую засаду прямо около банка, значит, ты не можешь постучаться в любую квартиру и попросить вызвать тебе скорую. Даже в Чикаго сложно притвориться добропорядочным гражданином, когда по животу у тебя расползается кровавое пятно. Даже здесь обратят внимание, если в руках у тебя автомат. Дженсен оставил оружие в машине. Если его все-таки возьмут, толку от автомата будет немного. Он мог бы забрать с собой еще парочку копов, прежде чем его изрешетят, но это все. Свою жизнь Эклз всегда считал дороже, чем два-три полицейских. Он не понимал тех, кто был готов к такому размену. Коллинз чудом вывез его из засады и даже оторвался от погони прежде, чем хлещущая из простреленного горла кровь его добила, и Ford V8 затормозил в темном проулке, а водитель уткнулся лицом в руль. И теперь Дженсен собирался жить и прожить достаточно долго, чтобы разобраться с детективом Падалеки. Пули из его пистолета сейчас сидели у Эклза в кишках.
Из-за этого было неважно, что он собирался делать.
Падалеки он знал давно. Еще с того времени, когда они оба, двое мальчишек в ботинках со стельками из газет, чтобы прикрыть дырявые подошвы, пытались чистить обувь на улице, работать курьерами и вообще делать хоть что-нибудь, чтобы получать гроши. Два шалопая примерно одного возраста, живущие недалеко друг от друга, просто не могли не познакомиться. Они совались тогда во все, что угодно, но нигде не хотели брать мальчишек в перешитой десяток раз одежде и дырявых ботинках. Любой хозяин магазина ждал, что они утащат что-нибудь. И был прав, в общем, потому что тащили, да. Дженсен уж, по крайней мере, точно.
А потом была банда Джеффри Дина Моргана, куда Дженсен затащил Джея. Тот был долговязым и неуклюжим, пытался подрабатывать в булочной, но выходило не очень хорошо. Эклза карьера пекаря не прельщала. Как, впрочем, и карьера портного или бухгалтера (а его отец был именно бухгалтером). Все они не давали ни единого шанса разбогатеть, а ему до тошноты осточертело считать каждый цент, как это делала его мать. Он учился вскрывать замки и «щипать» кошельки из карманов. Денег от этих занятий хватало на то, чтобы одеваться лучше, чем Джаред, и выкинуть, наконец, дырявую обувь. Вместе с элегантной одеждой и нахальной улыбочкой на губах вокруг Дженсена появились красивые женщины. Если уж не красивые, то точно богатые. Банда Моргана была следующей стадией. Она давала не только постоянную «работу», но и статус: он был не мелким карманным воришкой или домушником, он теперь мог многое. Правда, «работа» на банду оказалась грязнее, чем вытаскивать кошельки из сумочек и карманов, но Дженсен справился. Вывернуло после первого убитого, помутило немного после второго, а потом он перестал их замечать.
Удивительно, что при всем этом они с Джеем еще оставались друзьями. «Сухой закон» недавно отменили, и теперь, когда они заваливались в бар, Джаред настаивал, что сам будет платить за свою выпивку. И каждый раз выпивал больше, чем способен был оплатить. Дженсен смеялся, хлопал его по плечу и запросто добавлял Падалеки недостающие деньги. Того явно коробила эта небрежность в отношении финансов. В конце концов, Джаред сдался и тоже оказался в банде Моргана. Не на последних ролях, кстати. Оказалось, что при всей внешней неуклюжести и кажущейся наивности у Падалеки отлично было с головой. Он разбирался во всех делах банды. Мог сходу просчитать что-то, выбрать лучший вариант. Джеффу он нравился, и Дженсен, что уж говорить, гордился тем, что именно он привел сюда Падалеки.
А потом появилась Женевьев Кортез. Девятнадцатилетняя красотка в простеньком платье и шляпке с какими-то глупейшими цветами. Ее темные волосы были уложены скромными волнами. Она была племянницей Джеффа, поэтому никто в банде в своем уме на нее даже смотреть не пытался. А Джей вот влюбился как идиот. Кретин. Скажи, что ты от Моргана, щелкни пальцами – и к тебе слетится стайка девушек, готовых на все. Ему же нужна была Жен.
Эклз пытался его вразумить, затем помочь как-то. Но как поможешь, если ты в банде, которая держит в страхе весь город, а она – ангел во плоти? И к тому же племянница босса. Дженсен не понимал, зачем Джею вообще все это было нужно.
А потом он увидел, как Женевьев стащила – украла, черт, «стащила» какое-то грубое слово по отношению к ней – он увидел, как она украла колье в ювелирном салоне. Было что-то такое в ее лице или в глазах, из-за чего, глядя на нее, стыдно было подумать, что эта девушка может украсть что-то. Она даже сумочку открыла, чтобы у хозяина магазина не осталось ни малейшего подозрения. Дженсен не знал, куда она спрятала колье, и его воображение рисовало ему весьма пикантные картины. Возбуждающие картины. Манящие. Затягивающие, как удавка на шее.
Смертельные картины…
Может быть, поэтому они никак не хотели покидать его фантазии.
Он знал Джея: тому в голову иногда приходили совершенно безумные мысли. Он не всегда ими делился, но Дженсен постоянно замечал их последствия. Он не представлял, как Падалеки решился поговорить с Морганом о Женевьев, но тот сделал это – и у него получилось, что самое забавное. Джефф, наверное, пообещал свернуть Джареду шею, если тот хоть как-то обидит его племянницу, но они теперь были вместе. А у Дженсена остались только воспоминания о том, как Женевьев Кортез украла колье в ювелирном магазине. Воспоминания и фантазии.
Наверное, он бы смог с этим смириться, если бы однажды вновь не увидел ее в магазине, и… И черт! Она опять повторила свой «фокус с исчезновением». На этот раз это была какая-то подвеска. Дядя мог бы ей купить такую, даже не заезжая домой, чтобы достать деньги из сейфа. Ему хватило бы того, что он обычно носит с собой в бумажнике. Но она ее стащила, сперла, стырила. Дженсен смотрел на нее и чувствовал, что задыхается. Он вытащил булавку, удерживающую узел галстука, и потянул его вниз. Он так резко дернул воротник рубашки, что вырвал пуговицу с куском ткани, и сделал глубокий вдох. Легче не стало.
И не становилось. У Эклза появилось странное ощущение, что Жен знает, когда он на нее смотрит. Остальное время она действительно ангелочек, а потом вдруг – быстрый взгляд через плечо. Из-под длинных темных ресниц. И за ними – огненные чертики в черных зрачках. Дженсен видел, как она курит, зажимая сигарету между вытянутыми длинными пальцами. Медленно выдыхает дым и смотрит сквозь него. Он видел, как она играет ножом, и был уверен, что Жен сумела бы его применить. Он видел, как она стреляет – под присмотром дяди, да, но при этом так хладнокровно метко для ангелочка.
А Джаред, похоже, ничего этого не замечал. Гулял с ней, дарил ей цветы, чуть ли не стихи писал. А может, и писал, Дженсен бы не удивился. Правда, с Падалеки Жен действительно была пай-девочкой, глупой и наивной простушкой.
Эклз отлично помнил тот день в мае тридцать седьмого. Джей был занят по делам Моргана, а Женевьев собиралась съездить к матери. Дженсен повез ее. Она была племянницей босса и девушкой друга, он знал свое место, он вел себя как джентльмен. На обратной дороге Женевьев попросила его остановиться. Он съехал на обочину и повернулся к ней. Она сидела рядом на пассажирском сиденье. Она долго смотрела в окно перед собой, словно давая ему возможность насладиться ее профилем, а потом повернулась и поцеловала его. Губы у Женевьев казались мягкими и горячими, будто у нее был жар. Дженсен целовал ее, уже прижимая к себе, гладя ее спину, так отчетливо чувствующуюся под тонкой тканью платья. Он тогда подумал, что вряд ли был у нее первым. Тут он не имел в виду Джея, он имел в виду других мужчин, которые были у нее до них обоих. И эта мысль почему-то не показалась ему омерзительной, а, наоборот, до сумасшествия возбудила.
Они вернулись домой только вечером. Платье Женевьев было поправлено, прическа убрана волосок к волоску, легкий макияж был аккуратен и невинен. Костюм Дженсена тоже не давал ни малейшего намека на произошедшее в дороге. На следующий день Джаред сделал Женевьев предложение, и она его приняла…
Тогда Эклз так и не смог понять, что он чувствует по этому поводу. В его голове словно были две отдельные, непересекающиеся сцены, на одной из которых Женевьев готовилась к свадьбе, смеялась и целомудренно чмокала Джареда в щеку, а на другой… На другой она вскрикивала от удовольствия, лежа под Дженсеном на заднем сиденье Ford’а. Ее юбка задрана до пояса, одна босоножка еще на ноге, а другая упала куда-то между сиденьями. Жен вцепляется ему в шею, в волосы и жарким дыханием шепчет ему в ухо: «Еще… еще…»
Наверное, в конечном счете он бы пришел к какому-то другому выводу, не к тому, к которому пришел, но на следующий день после свадьбы Джеффри Дина Моргана и почти всю его банду взяла полиция. Адвокаты, конечно, вытащили бы всех, но с такими обвинениями, а вернее, с такими доказательствами, не вытаскивали. Доказательств действительно было много.
Потому что Джаред, который был в курсе всех дел, сдал всю банду.
Полиция арестовала всех, кроме Дженсена и нескольких «шестерок». Позже выяснилось, что Джей был полицейским, работающим под прикрытием. Как это случилось? Когда это произошло? Эклз с трудом мог ответить на эти вопросы. Лет пять назад Джаред какое-то время жил в Сан-Франциско. Ездил к тетке, как он говорил. Может быть, именно тогда все и случилось? Уехал он горе-Джеем, а приехал офицером Падалеки?
Наверное, если бы этого всего не произошло, в конечном счете Дженсен возненавидел бы Женевьев – ветреную двуличную сучку, но сейчас его ненависть переключилась на Джареда. «Хорошо устроился, ублюдок, – думал он. – Хренов коп. И сам чистенький остался, и начальство по головке погладит, и жену себе отхватил». Последнее угнетало, пожалуй, сильнее всего. Если вся жизнь Джея в банде была фикцией, то Женевьев оставалась миссис Падалеки.
На самом деле, кроме вопросов о Джареде, Эклза мучил еще один: почему не арестовали его? Джей-то стопроцентно знал, чем Дженсен занимался. Если знать, где копать, улик бы хватило на хороший срок. Однако он был будто бы ни при чем. Он не сомневался, что Морган предположил, что он скорешился с полицией, если уж Падалеки коп.
Дженсену вспомнился разговор с Джеем после произошедшего.
– У тебя есть второй шанс, – сказал ему Джаред. Он был настолько серьезен, что Эклз, наверное, рассмеялся бы, увидев такого Джея в другой ситуации. Это походило на то, как родители говорят детям, как тем следует себя вести. Но сейчас Дженсену было не до смеха.
– Второй шанс на что? – хмыкнул он.
– Второй шанс, чтобы начать жить честной жизнью, – в голосе Джареда звучало столько убежденности, что она была осязаема. – Не с такими, как Морган.
– Честной бедной жизнью? – Дженсен выделил второе слово. – Может, мне в полицию пойти, а?
– Может, – кивнул Джей. – В полиции всегда найдется место для честных копов.
Эклз фыркнул и ушел. Честный коп? Из него? Ты слишком наивен, Джаред.
Именно тогда они с Коллинзом ограбили свой первый банк. Чтобы доказать всем. Отлично прошло, кстати. И второй взяли очень прилично. Разве только пришлось слегка пострелять, но Дженсен этого не боялся.
Каждый раз, когда он держал кого-то под прицелом в банке или уже отрывался от погони, он думал, каково бы было, если бы рядом с ним была Женевьев, и сам смеялся над собой – гребаные Бонни и Клайд. Но к мысли этой он возвращался раз за разом. Женевьев на пассажирском сиденье, она оборачивается, пытаясь высмотреть в заднее окно автомобили полиции, от этого движения юбка чуть задирается, оголяя колено и нежную кожу выше него… Он кладет руку ей на бедро, и она смеется.
Потом была еще парочка удачных ограблений. В пятый раз получилось скверно. Они задержались, замедлились. Поэтому, когда вышли, их ждала полиция. Они стреляли, в них стреляли. Полицейских, конечно, было больше, удивительно, что они с Коллинзом не нахватали пуль полные головы.
При каждом шаге внутренности разрывало болью. Дженсен прижимал к животу рукой пальто и пиджак под ним, но чувствовал, что кровь не останавливается, затекает под ремень и течет по ногам. Он сглотнул, во рту было горько и гадко. Руки были скользкими и липкими. Кровь вытекала толчками при каждом шаге. Дженсен привалился к стене дома, образующего этот проулок. Надо идти, надо уйти от машины. Хотя логика и говорила ему, что идти долго он вряд ли сможет, но он все равно шел. Ему хотелось найти какое-нибудь место и лечь, казалось, что он очень устал. Но Дженсен знал, что это не усталость: стоит ему лечь, и он уже не встанет. Не будет никакой мести детективу Падалеки. Детектив Падалеки уже сделал все, что мог: забрал Женевьев, заставив ее выбрать только одну роль наивной дурочки, и убил друга. Хорошо, бывшего друга. Нынешнего врага. Интересно, что будет, когда «другая сторона» Женевьев проявится? Хотел бы он посмотреть на рожу Падалеки в этот момент. Против воли Дженсен усмехнулся.
Он поднял голову, пытаясь осмотреться и понять, где находится, но табличек с названием улиц здесь не было, да и перед глазами плыло так, что он вряд ли смог бы разобрать буквы. Других знаков, которые помогли бы ему сориентироваться, он не видел. Проулок заканчивался глухой кирпичной стеной, на которой одиноко и тускло горела лампочка, а под ней была дверь, некогда зеленая, но краска облупилась. «Тебе не все ли равно, где сдохнуть?» – спросил себя Дженсен. Вообще-то ответом на этот вопрос всегда было – «я не собираюсь подыхать», но три пули в животе заставляли пересмотреть это.
Дженсен оттолкнулся от стены, его качнуло, он с трудом удержался на ногах. Чтобы добраться до двери, пришлось идти, чуть ли не цепляясь за кирпичную кладку. Стена оказалась холодной и мокрой, как в подвале. Когда он все-таки добрался до двери, то тяжело дышал, словно бежал долго. От боли он едва мог выпрямиться. Он чувствовал, как кровь выталкивается из ран между пальцев. Она была теплой, а ему самому становилось все холоднее.
Он почти не помнил, как открыл дверь. Была ли она заперта? Пришлось ли ему вскрыть замок? Или он просто нажал на нее, и она распахнулась? Он не знал. Ему казалось, что он стоял, прижавшись к косяку, потом моргнул, а когда открыл глаза, оказалось, что он сидит в каком-то темном помещении, привалившись спиной к стене. Удивительно, что он вообще смог открыть глаза. Сейчас, когда он сидел, кровь сбегала назад, за спину, и рубашка сзади неприятно намокала и становилась холодной. Еще когда Дженсен увидел дверь, то решил, что это запасной выход из бара, но сейчас он понял, что находится в комнате. Она была небольшой, квадратной и без мебели. Других дверей, кроме той, через которую он вошел, не имелось. Единственное окно давало мало света. На улице уже темнело, фонарей поблизости не было. Темнеющее небо выкрасило комнату в серо-синие тона. Какого цвета были стены при нормальном свете, Дженсен не сказал бы. Он прищурился, стараясь разобрать, что видит, и вдруг понял, что все стены исписаны именами. Со всех сторон на него смотрели Джоны, Джеки, Вирджинии, Кэролайн, Бетси… Самые верхние располагались как раз на уровне вытянутой руки высокого мужчины, а самые нижние – прямо у пола. Он медленно поворачивал голову: имен было очень много, словно кто-то поставил себе задачу перечислить все существующие, но сбился и начал вписывать имена по второму и третьему кругу. «Какого черта это кому-то надо?» – подумал он. Мысли в голове перетекали медленно, точно вымазанные патокой. Ответа на этот вопрос он не знал и даже предположить не мог. Комната с одним выходом на улицу? Действительно, зачем она?
Веки становились все тяжелее и тяжелее, после каждого моргания ему приходилось приложить усилия, чтобы открыть глаза.
– Второй шанс, Джей? – прошептал он вслух. – А третий дашь? Может, я все-таки стану копом.
Он бы рассмеялся, если бы на это были силы. Повинуясь внезапному порыву, Эклз ткнул пальцем в кровавое пятно у себя на животе и, практически лежа на полу, написал на стене: «Дженсен».
А потом закрыл глаза. Он знал, что больше их не откроет.
*
Удивительно, но ничего не болело. Он чувствовал, что пояс штанов под ремнем затвердел от высохшей крови, а рубашка на спине, на которой он лежит, мокрая и холодная. Пальто, наверное, тоже мокрое.
«От крови», – вдруг ворвалось в мысли, и от неожиданного воспоминания о том, что случилось, Дженсен дернулся и сел. И дернулся еще раз, ожидая боли.
Но ее не было. Вообще. Совсем.
Он распахнул пальто и уставился на живот: жилетка и рубашка под ней были насквозь пропитаны кровью. Он принялся ощупывать себя, потом расстегивать одежду… Огнестрельных ран на животе не было. Кожа была целой, хоть и перепачканной. Он зажмурился. Не сон же ему приснился, в самом деле. Пытались же они с Коллинзом ограбить банк. На выходе их ждала засада. Обоих подстрелила полиция. Все так.
Вот только трех пуль Падалеки в животе сейчас не было. Какое-то время он просто смотрел на свой живот, будто ожидая, что раны появятся вновь. Но ничего не произошло. Он сидел в пустой темной комнате, на улице наступила ночь, свет от окна был призрачным, каким-то нереальным. Дженсен взглянул вправо вниз, на стену, где написал свое имя… Оно по-прежнему было там, только кровь, казавшаяся ему флуоресцентно-яркой, когда он писал, теперь была темной, не то впитавшейся в стену, не то ставшей ее частью.
Может быть, кто-то другой еще сидел бы здесь, пытаясь разобраться в произошедшем, но не Дженсен. Он всегда любил действие. Одна мысль вдруг поразила его, затмив все остальные.
Он был жив. А это значило, что ничто не сможет ему воспрепятствовать отомстить Джареду.
– Второй шанс, Дженсен, – сказал он себе. – Как ты им распорядишься?
*
Он решил не высовываться. Полиция знала его в лицо. Наверняка они нашли машину с Коллинзом, и там было море крови Эклза на пассажирском сидении. Копы могли прийти к выводу, что он мертв. И Дженсен предпочел им в этом помочь. Пальто у него было черным, так что если не присматриваться, не разберешь, что на спине кровавое пятно. Он застегнулся на все пуговицы, чтобы скрыть костюм и рубашку. Он долго шел пешком, выбираясь из центра города на окраины. Там Дженсен снял комнату в мотеле и, не раздеваясь, завалился спать.
Ему снились странные сны. В них он лежал на полу в той комнате. У него больше не было сил зажимать раны на животе, и кровь текла и текла, впитываясь в его пиджак и пальто. Он смотрел на буквы на стенах, и ему казалось, что единственное написанное имя – это его собственное, остальные – просто часть штукатурки. Они возникли из стены, выросли, как плесень. И только кровавое «Дженсен» светилось почти у пола. Он словно видел все в огромном увеличении: отпечаток указательного пальца в начале каждой линии, собравшуюся по краям кровь и размазанные высохшие полосы в середине, каплю внизу каждой буквы, уже не жидкую, а вязкую. Во сне он рассматривал их очень долго. А потом они начали изменяться – входить в стену. Они стали ее частью, как и остальные имена. Именно тогда Дженсен почувствовал жгучую боль в животе, он и не знал, что во сне может быть настолько больно. Что-то трижды ударилось об пол. Пальто приглушило звуки. Эклз знал, что это три пули, которые убили его. Они вышли, вылетели обратно, словно кто-то прокрутил пленку назад. Пробитые внутренности зарастали. Раны стягивались. Теперь только окровавленная одежда напоминала о том, что произошло.
Он проснулся, когда день уже был в самом разгаре. Сон о странном излечении его так и не отпускал. Дженсен поворачивал голову и краем глаза будто бы опять видел стены той испещренной именами Комнаты. Она стояла за ним, не давая себя рассмотреть, но ожидая чего-то.
*
Чего ждала Комната, он выяснил уже скоро, когда киллер Моргана попытался его убить. Вернее, он действительно убил Дженсена, тот знал это, но, закрывая глаза, он увидел не темноту, а выступающие из-за спины и смыкающиеся перед ним стены той Комнаты.
Когда он открыл глаза, он был в ней. Лежал на полу. Ничего не болело, а рядом с виском на полу валялась пуля. Он снова был жив.
*
Дженсен знал, что это неправильно. Не бывает, чтобы вот такие вещи давались просто так. Ему дважды подарили жизнь. Логично предположить, что за это что-то потребуют взамен. И плата будет немаленькая. Уж если бы у него было умение воскрешать людей, он бы точно потребовал что-то очень крутое.
Однако больше этого Эклза занимала другая мысль: месть Падалеки. За все. За предательство, за то, что Дженсена не посадили, за то, что Морган теперь считал его стукачом. Киллер доказывал, что четыре ограбления банка Джеффа не переубедили. За то, что теперь ему надо прятаться.
И, конечно, за Женевьев. Миссис Падалеки. Жен, которая кротко улыбалась Джареду и игриво подмигивала Дженсену.
Эклз не знал, будет ли еще работать Комната, но надеялся, что хотя бы раз она его еще сможет воскресить, если уж он по-прежнему видел ее краем глаза. Это давало ему шикарные возможности добраться до Джея.
*
Прошла неделя. Дженсен уже надежно считался мертвым. На это время он уехал из Чикаго, чтобы не попасться на глаза знакомым. Попасть в город он надеялся очень быстро – через самоубийство. Выстрел в голову – и он окажется в той Комнате. Конечно, он не был уверен, что это сработает, но почему нет? В этом даже было своеобразное удовольствие: он не знал, будет ли на этот раз воскрешение, поэтому в кровь выплеснулась ударная доза адреналина, ладонь вспотела, палец подрагивал на спусковом крючке.
Выстрел.
Он открыл глаза уже в Комнате. Сработало, черт возьми, сработало!
*
Дженсен знал, где живет Джей. Они все-таки были друзьями когда-то. В его – в их с Женевьев – квартиру пробраться было несложно. На улице уже темнело, Джаред, как и большинство полицейских, возвращался домой поздно. Где была его жена, Дженсен не знал. «Может, обкрадывает какой-нибудь магазинчик», – злорадно подумал он. Если ее поймают, Джареду будет очень весело.
Эклз сидел в темноте в кресле, стоящем напротив входной двери. Ждать долго ему не пришлось. Падалеки ввалился домой, с трудом вписавшись в дверной проем. Его качало, и даже до сидевшего в гостиной Дженсена донесся запах виски. Джаред, не включая света, поплелся через комнату, где находился Эклз, в спальню, видимо, собираясь рухнуть в постель, но Дженсен, конечно, не дал ему такой возможности.
– Привет, Джей, – тихо сказал он. В ночной тишине это прозвучало как гром. Джаред вздрогнул, резко развернулся, его качнуло, он чуть не упал, и потянулся к пистолету в плечевой кобуре.
Дженсен поцокал языком:
– Не надо, Джаред. Я пришел поговорить.
Конечно, он пришел убивать, пистолет в его руке не оставлял других вариантов. Падалеки это знал, но остановился и свое оружие доставать не стал.
– Я думал, ты мертв, – проговорил он, его язык заплетался.
– Так и есть.
– Я не верю в призраков, – фыркнул Джаред.
– Я мертв дважды, – сказал Дженсен. – Один раз меня убил ты, второй – киллер Моргана. Джефф, знаешь ли, не поверил, что мы с тобой не заодно.
– Весело тебе, смотрю, живется, – Падалеки осклабился.
– Это из-за тебя он пришел к такому выводу, – почти выкрикнул Эклз.
– Ты что, пришел узнать, почему тебя не арестовали? Если настаиваешь, я сейчас исправлю. Ты вломился в мой дом и угрожаешь мне.
Он даже шагнул к Дженсену, и в свете уличных фонарей в его руке сверкнули наручники. Другой рукой он опять потянулся к плечевой кобуре. Прозвучал выстрел, Джаред отступил назад, наткнулся спиной на стену и съехал по ней на пол. С правой стороны на груди начало расползаться темное пятно.
– Ты идиот, Падалеки, – хмыкнул Дженсен. – Я пришел поговорить с тобой, а ты нарываешься на пули. Я же мог тебя убить.
– Так чего не убил? – Джаред взглянул на него исподлобья, он даже не пытался зажать рану. – Ведь ты за этим же пришел.
– Я тебя не понимаю, Джей. Я бы понял, если бы ты был один. Весь такой бесстрашный рыцарь полиции, готовый защищать всех и каждого. Но тебе ведь есть что терять, – он помолчал. – Женевьев. Думаешь, ей будет приятно, если ты сдохнешь? Такая красивая девушка не останется одна, кто-нибудь другой будет ласкать ее грудь, целовать ее…
Он чуть улыбнулся. Улыбка рвалась из него вместе с торжеством. Именно для этого – для этой фразы – он хотел поговорить с Джаредом, а не убить его сразу, как только тот появится на пороге. Он мог бы пристрелить его и просто на улице, тот бы даже не заметил его. Но Дженсену хотелось мести. Настоящей. А она осуществилась бы только в том случае, если бы Джаред понял, сколько он теряет.
Он ждал, что Джей испугается, но тот вдруг рассмеялся. От смеха этого у Эклза мурашки пробежали по спине – слишком он походил на всхлипы. «Так не смеются, так плачут», – подумал Дженсен. И все-таки Джаред смеялся – горько и надрывно. Это нельзя было назвать истерикой. Казалось, что Эклз действительно сказал что-то очень смешное, и Джей просто не мог остановиться. Улыбка триумфа сползла с лица Дженсена, он нахмурился, предчувствуя что-то.
– Ты не знаешь, да? – сквозь всхлипы спросил Джаред. – Конечно, не знаешь, иначе бы не нес эту чушь. Женевьев погибла! – вдруг заорал он. – Понимаешь, ты, урод! Она погибла!
– Что?.. – переспросил Дженсен.
– Твой гребаный Морган убил ее! Нанял киллера. Ты опоздал со своей местью. Мне жаль, что ты жив, такая мразь не должна жить. Но мне уже все равно… Я умру и встречусь с Жен. С моей Женевьев…
Дженсен сидел в кресле и смотрел на Джареда. Вокруг было тихо, но эта тишина походила на звук порванной струны, который заполнял все. Звучал только он и больше ничего. Тонкий гул в ушах, перекрывающий звуки бессонной улицы. «А ведь он прав, – вдруг подумал Дженсен, и от этой мысли в груди стало больно. – Лучшей местью было бы убийство Женевьев. Отнять то, что ценно, чем дорожишь – это лучшая месть». Но как он мог бы когда-то помыслить о подобном, если помнил все, что между ними было? Чертики в глазах Женевьев, настолько не подходящие под ее простенькие платья и шляпки с безвкусными цветами. Как она крала украшения в магазинах и как смотрела потом на продавцов и полицейских – наивно и невинно. Кроме того, он был уверен, что именно Жен уговорила Джареда не арестовывать Дженсена. Он мог сколько угодно думать о том, в каком хреновом положении он оказался из-за этого, на самом деле ему нравилась свобода. Ему нравилась жизнь.
И нравилась его маленькая тайна – та Комната с именами.
Погрузившись в свои мысли, он только сейчас заметил, что Джаред молчит, а его дыхание, наоборот, кажется слишком громким и влажным.
– Джей? – позвал он, но Падалеки не отвечал. – Твою мать…
Не опуская пистолета, он подошел к Джареду и присел около него. Глаза того были закрыты. Эклз осторожно потряс его за плечо, и тот безвольно съехал по стене на пол. Детектив Падалеки еще был жив, но это явно ненадолго. Собственно говоря, за этим же Дженсен и приходил, не так ли?
Не так.
Он приходил за местью, а сейчас в душе было мерзко. Месть должна давать удовлетворение – он всегда так считал, а получил, кажется, только боль. «Вот тебе и второй шанс», – подумал он, убирая пистолет в кобуру.
Имена на стенах за спиной Дженсена трепетали, словно крылья бабочки. Или как пальцы, дрожащие от нетерпения. Он чувствовал, как они жаждут прикоснуться к Джареду. И черт, почему бы ему не дать им сделать это? Ведь это будет настоящая…
*
…месть.
Красное имя «Джаред» вросло в стену не сразу, а лишь когда Падалеки перестал дышать. Через несколько минут после этого Дженсен увидел, как по его груди скатилась пуля и с легким стуком упала на пол. Комната работала.
С удовлетворением Эклз смотрел, как Джаред задергался, резко сел, принялся ощупывать свою грудь, а потом полным ненависти взглядом уставился на Дженсена.
– Что ты сделал? – прорычал он.
– А я думал, что ты спросишь, не в аду ли ты? – усмехнулся Эклз.
– Я должен был умереть.
Дженсен коротко рассмеялся:
– Ты хотел умереть. К сожалению, теперь это невозможно.
Джаред нахмурился:
– Ты несешь какую-то херню.
– О, я несу прекрасную сладкую херню. Ты хотел попасть к Жен, да? Утверждал, что тебя теперь ничего не волнует, и я не смогу отомстить тебе? Так вот, ты ошибся. Я смог. Знаешь как? Ты теперь никогда не сумеешь попасть к ней.
– Ты больной. У тебя плохо с головой.
– Нет. У меня отлично с головой. Просто прекрасно. Эта комната, – он развел руки в стороны, – она оживляет людей, представляешь? Ты умер, а она тебя воскресила. Вон пуля, которой я тебя убил.
Джаред продолжал сидеть на полу и снизу вверх смотрел на Дженсена. В его глазах Эклз видел пылающую ненависть, но в глубине он отчетливо замечал страх. Почти ужас. Дженсен легко мог представить, как сейчас в голове Джея тоненький голосочек спрашивает: «А вдруг все это правда? Вдруг ты действительно больше не сможешь умереть?». Эти гнусные голосочки всегда появляются в подобные моменты.
– Страшно, да? – Дженсен улыбался. В его улыбке не было ничего доброго.
– Наверное, Женевьев была права, – вдруг сказал Джаред.
– В чем?
– Она требовала, чтобы я и тебя сдал. Это было несложно, я ведь знал, чем ты занимался. Я пытался ее переубедить. Мы даже поругались.
– Ты врешь, – процедил Дженсен сквозь зубы. Злорадство сменилось гневом. Зачем Джаред все это говорил?
– Она тебя ненавидела. Я даже не знал, что она умеет так ненавидеть.
– Ты врешь, – повторил Эклз. – Мы с ней переспали, когда я вез ее от матери. Прямо в машине. На заднем сиденье.
Падалеки сжал челюсти. Желваки выделились.
– Я и говорю, она тебя ненавидела, – сказал он. – Считала врагом. Оказывается, было за что.
– Ты знаешь, что она крала вещи? И стреляла по собакам? Курила, пока никто не видел. Думаю, она спала не только со мной.
– Чего ты добиваешься, Дженсен? – голос Джареда звучал хрипло, словно он долго кричал или плакал.
– Хочу, чтобы она для тебя стала врагом. Как я для нее. Или как ты для меня. Или как я для тебя.
– Бред.
– Знаешь такую пословицу? «Враг моего врага – мой друг».
– И кто из нас будет тебе другом? Я потерял логику в твоем круге врагов.
Дженсен не знал, что ответить. Он отвел взгляд в сторону и увидел свое имя на стене. Может быть, не стоило когда-то вписывать его? Или вписывать имя Джареда? Ему казалось, что он хотел мести, но сейчас уже не был в этом уверен. Не в том ли дело, что Жен больше не было? Наивной и игривой, невинной и опасной. Джаред был прав. Месть имеет смысл, когда есть что терять, а тут он словно отомстил сам себе.
– Я не знаю, – тихо сказал Дженсен и вышел из Комнаты в дождливый Чикаго.
Еще забавно, что я с трудом вместилась в 30 000 знаков. Пришлось даже с десяток слов убрать, чтобы не выходить за пределы. И тут есть смешной момент. Эклз. Вот, где сказалось, что я не пишу и не читаю в большом количестве джей2. Не знала, что принято писать эту фамилию с одной к. И этим "Экклз" испугала кучу народа. Очень стыдно, вообще-то. Могла же заглянуть в нужные места и узнать. Так вот, если бы сразу написала с одной к, те десять слов убирать бы не пришлось. Кстати, в теперешней редакции в фанфике фамилия Дженсена записана с одной к. И сейчас фанфик отредактирован Oriella! За что ей огромное спасибо, потому что себя править у меня выходит совсем плохо - я знаю, как должно быть написано, поэтому вижу именно это написание и не замечаю опечаток.
Кажется, все?
Еще можно предупредить, что время действия фанфика - конец тридцатых годов двадцатого века. Если бы не жесткие ограничения по размеру, то можно было бы вставить больше описаний и стилизовать под нуар. А вообще, в фанфике осталась без ответа куча вопросов.
К фанфику есть иллюстрация! Если учесть, что к моим фанфикам есть всего лишь несколько иллюстраций, каждая новая вызывает во мне бурю эмоций.
Автор teaching_s**ks. Женевьев Кортез
Название: Второй шанс
Автор: igrushka13
Бета: Oriella
Жанр: гет, романс, мистика
Пейринги: Джаред/Женевьев, Дженсен/Женевьев
Рейтинг: PG
Дисклеймер: Герои являются вымышленными и отношения к реальным людям не имеют
Саммари: Сложно отомстить, если ты мертв. Но Дженсену выпадает второй шанс...
Второй шанс
Второй шанс
Если твое имя Дженсен Эклз и тебя угораздило нарваться на полицейскую засаду прямо около банка, значит, ты не можешь постучаться в любую квартиру и попросить вызвать тебе скорую. Даже в Чикаго сложно притвориться добропорядочным гражданином, когда по животу у тебя расползается кровавое пятно. Даже здесь обратят внимание, если в руках у тебя автомат. Дженсен оставил оружие в машине. Если его все-таки возьмут, толку от автомата будет немного. Он мог бы забрать с собой еще парочку копов, прежде чем его изрешетят, но это все. Свою жизнь Эклз всегда считал дороже, чем два-три полицейских. Он не понимал тех, кто был готов к такому размену. Коллинз чудом вывез его из засады и даже оторвался от погони прежде, чем хлещущая из простреленного горла кровь его добила, и Ford V8 затормозил в темном проулке, а водитель уткнулся лицом в руль. И теперь Дженсен собирался жить и прожить достаточно долго, чтобы разобраться с детективом Падалеки. Пули из его пистолета сейчас сидели у Эклза в кишках.
Из-за этого было неважно, что он собирался делать.
Падалеки он знал давно. Еще с того времени, когда они оба, двое мальчишек в ботинках со стельками из газет, чтобы прикрыть дырявые подошвы, пытались чистить обувь на улице, работать курьерами и вообще делать хоть что-нибудь, чтобы получать гроши. Два шалопая примерно одного возраста, живущие недалеко друг от друга, просто не могли не познакомиться. Они совались тогда во все, что угодно, но нигде не хотели брать мальчишек в перешитой десяток раз одежде и дырявых ботинках. Любой хозяин магазина ждал, что они утащат что-нибудь. И был прав, в общем, потому что тащили, да. Дженсен уж, по крайней мере, точно.
А потом была банда Джеффри Дина Моргана, куда Дженсен затащил Джея. Тот был долговязым и неуклюжим, пытался подрабатывать в булочной, но выходило не очень хорошо. Эклза карьера пекаря не прельщала. Как, впрочем, и карьера портного или бухгалтера (а его отец был именно бухгалтером). Все они не давали ни единого шанса разбогатеть, а ему до тошноты осточертело считать каждый цент, как это делала его мать. Он учился вскрывать замки и «щипать» кошельки из карманов. Денег от этих занятий хватало на то, чтобы одеваться лучше, чем Джаред, и выкинуть, наконец, дырявую обувь. Вместе с элегантной одеждой и нахальной улыбочкой на губах вокруг Дженсена появились красивые женщины. Если уж не красивые, то точно богатые. Банда Моргана была следующей стадией. Она давала не только постоянную «работу», но и статус: он был не мелким карманным воришкой или домушником, он теперь мог многое. Правда, «работа» на банду оказалась грязнее, чем вытаскивать кошельки из сумочек и карманов, но Дженсен справился. Вывернуло после первого убитого, помутило немного после второго, а потом он перестал их замечать.
Удивительно, что при всем этом они с Джеем еще оставались друзьями. «Сухой закон» недавно отменили, и теперь, когда они заваливались в бар, Джаред настаивал, что сам будет платить за свою выпивку. И каждый раз выпивал больше, чем способен был оплатить. Дженсен смеялся, хлопал его по плечу и запросто добавлял Падалеки недостающие деньги. Того явно коробила эта небрежность в отношении финансов. В конце концов, Джаред сдался и тоже оказался в банде Моргана. Не на последних ролях, кстати. Оказалось, что при всей внешней неуклюжести и кажущейся наивности у Падалеки отлично было с головой. Он разбирался во всех делах банды. Мог сходу просчитать что-то, выбрать лучший вариант. Джеффу он нравился, и Дженсен, что уж говорить, гордился тем, что именно он привел сюда Падалеки.
А потом появилась Женевьев Кортез. Девятнадцатилетняя красотка в простеньком платье и шляпке с какими-то глупейшими цветами. Ее темные волосы были уложены скромными волнами. Она была племянницей Джеффа, поэтому никто в банде в своем уме на нее даже смотреть не пытался. А Джей вот влюбился как идиот. Кретин. Скажи, что ты от Моргана, щелкни пальцами – и к тебе слетится стайка девушек, готовых на все. Ему же нужна была Жен.
Эклз пытался его вразумить, затем помочь как-то. Но как поможешь, если ты в банде, которая держит в страхе весь город, а она – ангел во плоти? И к тому же племянница босса. Дженсен не понимал, зачем Джею вообще все это было нужно.
А потом он увидел, как Женевьев стащила – украла, черт, «стащила» какое-то грубое слово по отношению к ней – он увидел, как она украла колье в ювелирном салоне. Было что-то такое в ее лице или в глазах, из-за чего, глядя на нее, стыдно было подумать, что эта девушка может украсть что-то. Она даже сумочку открыла, чтобы у хозяина магазина не осталось ни малейшего подозрения. Дженсен не знал, куда она спрятала колье, и его воображение рисовало ему весьма пикантные картины. Возбуждающие картины. Манящие. Затягивающие, как удавка на шее.
Смертельные картины…
Может быть, поэтому они никак не хотели покидать его фантазии.
Он знал Джея: тому в голову иногда приходили совершенно безумные мысли. Он не всегда ими делился, но Дженсен постоянно замечал их последствия. Он не представлял, как Падалеки решился поговорить с Морганом о Женевьев, но тот сделал это – и у него получилось, что самое забавное. Джефф, наверное, пообещал свернуть Джареду шею, если тот хоть как-то обидит его племянницу, но они теперь были вместе. А у Дженсена остались только воспоминания о том, как Женевьев Кортез украла колье в ювелирном магазине. Воспоминания и фантазии.
Наверное, он бы смог с этим смириться, если бы однажды вновь не увидел ее в магазине, и… И черт! Она опять повторила свой «фокус с исчезновением». На этот раз это была какая-то подвеска. Дядя мог бы ей купить такую, даже не заезжая домой, чтобы достать деньги из сейфа. Ему хватило бы того, что он обычно носит с собой в бумажнике. Но она ее стащила, сперла, стырила. Дженсен смотрел на нее и чувствовал, что задыхается. Он вытащил булавку, удерживающую узел галстука, и потянул его вниз. Он так резко дернул воротник рубашки, что вырвал пуговицу с куском ткани, и сделал глубокий вдох. Легче не стало.
И не становилось. У Эклза появилось странное ощущение, что Жен знает, когда он на нее смотрит. Остальное время она действительно ангелочек, а потом вдруг – быстрый взгляд через плечо. Из-под длинных темных ресниц. И за ними – огненные чертики в черных зрачках. Дженсен видел, как она курит, зажимая сигарету между вытянутыми длинными пальцами. Медленно выдыхает дым и смотрит сквозь него. Он видел, как она играет ножом, и был уверен, что Жен сумела бы его применить. Он видел, как она стреляет – под присмотром дяди, да, но при этом так хладнокровно метко для ангелочка.
А Джаред, похоже, ничего этого не замечал. Гулял с ней, дарил ей цветы, чуть ли не стихи писал. А может, и писал, Дженсен бы не удивился. Правда, с Падалеки Жен действительно была пай-девочкой, глупой и наивной простушкой.
Эклз отлично помнил тот день в мае тридцать седьмого. Джей был занят по делам Моргана, а Женевьев собиралась съездить к матери. Дженсен повез ее. Она была племянницей босса и девушкой друга, он знал свое место, он вел себя как джентльмен. На обратной дороге Женевьев попросила его остановиться. Он съехал на обочину и повернулся к ней. Она сидела рядом на пассажирском сиденье. Она долго смотрела в окно перед собой, словно давая ему возможность насладиться ее профилем, а потом повернулась и поцеловала его. Губы у Женевьев казались мягкими и горячими, будто у нее был жар. Дженсен целовал ее, уже прижимая к себе, гладя ее спину, так отчетливо чувствующуюся под тонкой тканью платья. Он тогда подумал, что вряд ли был у нее первым. Тут он не имел в виду Джея, он имел в виду других мужчин, которые были у нее до них обоих. И эта мысль почему-то не показалась ему омерзительной, а, наоборот, до сумасшествия возбудила.
Они вернулись домой только вечером. Платье Женевьев было поправлено, прическа убрана волосок к волоску, легкий макияж был аккуратен и невинен. Костюм Дженсена тоже не давал ни малейшего намека на произошедшее в дороге. На следующий день Джаред сделал Женевьев предложение, и она его приняла…
Тогда Эклз так и не смог понять, что он чувствует по этому поводу. В его голове словно были две отдельные, непересекающиеся сцены, на одной из которых Женевьев готовилась к свадьбе, смеялась и целомудренно чмокала Джареда в щеку, а на другой… На другой она вскрикивала от удовольствия, лежа под Дженсеном на заднем сиденье Ford’а. Ее юбка задрана до пояса, одна босоножка еще на ноге, а другая упала куда-то между сиденьями. Жен вцепляется ему в шею, в волосы и жарким дыханием шепчет ему в ухо: «Еще… еще…»
Наверное, в конечном счете он бы пришел к какому-то другому выводу, не к тому, к которому пришел, но на следующий день после свадьбы Джеффри Дина Моргана и почти всю его банду взяла полиция. Адвокаты, конечно, вытащили бы всех, но с такими обвинениями, а вернее, с такими доказательствами, не вытаскивали. Доказательств действительно было много.
Потому что Джаред, который был в курсе всех дел, сдал всю банду.
Полиция арестовала всех, кроме Дженсена и нескольких «шестерок». Позже выяснилось, что Джей был полицейским, работающим под прикрытием. Как это случилось? Когда это произошло? Эклз с трудом мог ответить на эти вопросы. Лет пять назад Джаред какое-то время жил в Сан-Франциско. Ездил к тетке, как он говорил. Может быть, именно тогда все и случилось? Уехал он горе-Джеем, а приехал офицером Падалеки?
Наверное, если бы этого всего не произошло, в конечном счете Дженсен возненавидел бы Женевьев – ветреную двуличную сучку, но сейчас его ненависть переключилась на Джареда. «Хорошо устроился, ублюдок, – думал он. – Хренов коп. И сам чистенький остался, и начальство по головке погладит, и жену себе отхватил». Последнее угнетало, пожалуй, сильнее всего. Если вся жизнь Джея в банде была фикцией, то Женевьев оставалась миссис Падалеки.
На самом деле, кроме вопросов о Джареде, Эклза мучил еще один: почему не арестовали его? Джей-то стопроцентно знал, чем Дженсен занимался. Если знать, где копать, улик бы хватило на хороший срок. Однако он был будто бы ни при чем. Он не сомневался, что Морган предположил, что он скорешился с полицией, если уж Падалеки коп.
Дженсену вспомнился разговор с Джеем после произошедшего.
– У тебя есть второй шанс, – сказал ему Джаред. Он был настолько серьезен, что Эклз, наверное, рассмеялся бы, увидев такого Джея в другой ситуации. Это походило на то, как родители говорят детям, как тем следует себя вести. Но сейчас Дженсену было не до смеха.
– Второй шанс на что? – хмыкнул он.
– Второй шанс, чтобы начать жить честной жизнью, – в голосе Джареда звучало столько убежденности, что она была осязаема. – Не с такими, как Морган.
– Честной бедной жизнью? – Дженсен выделил второе слово. – Может, мне в полицию пойти, а?
– Может, – кивнул Джей. – В полиции всегда найдется место для честных копов.
Эклз фыркнул и ушел. Честный коп? Из него? Ты слишком наивен, Джаред.
Именно тогда они с Коллинзом ограбили свой первый банк. Чтобы доказать всем. Отлично прошло, кстати. И второй взяли очень прилично. Разве только пришлось слегка пострелять, но Дженсен этого не боялся.
Каждый раз, когда он держал кого-то под прицелом в банке или уже отрывался от погони, он думал, каково бы было, если бы рядом с ним была Женевьев, и сам смеялся над собой – гребаные Бонни и Клайд. Но к мысли этой он возвращался раз за разом. Женевьев на пассажирском сиденье, она оборачивается, пытаясь высмотреть в заднее окно автомобили полиции, от этого движения юбка чуть задирается, оголяя колено и нежную кожу выше него… Он кладет руку ей на бедро, и она смеется.
Потом была еще парочка удачных ограблений. В пятый раз получилось скверно. Они задержались, замедлились. Поэтому, когда вышли, их ждала полиция. Они стреляли, в них стреляли. Полицейских, конечно, было больше, удивительно, что они с Коллинзом не нахватали пуль полные головы.
При каждом шаге внутренности разрывало болью. Дженсен прижимал к животу рукой пальто и пиджак под ним, но чувствовал, что кровь не останавливается, затекает под ремень и течет по ногам. Он сглотнул, во рту было горько и гадко. Руки были скользкими и липкими. Кровь вытекала толчками при каждом шаге. Дженсен привалился к стене дома, образующего этот проулок. Надо идти, надо уйти от машины. Хотя логика и говорила ему, что идти долго он вряд ли сможет, но он все равно шел. Ему хотелось найти какое-нибудь место и лечь, казалось, что он очень устал. Но Дженсен знал, что это не усталость: стоит ему лечь, и он уже не встанет. Не будет никакой мести детективу Падалеки. Детектив Падалеки уже сделал все, что мог: забрал Женевьев, заставив ее выбрать только одну роль наивной дурочки, и убил друга. Хорошо, бывшего друга. Нынешнего врага. Интересно, что будет, когда «другая сторона» Женевьев проявится? Хотел бы он посмотреть на рожу Падалеки в этот момент. Против воли Дженсен усмехнулся.
Он поднял голову, пытаясь осмотреться и понять, где находится, но табличек с названием улиц здесь не было, да и перед глазами плыло так, что он вряд ли смог бы разобрать буквы. Других знаков, которые помогли бы ему сориентироваться, он не видел. Проулок заканчивался глухой кирпичной стеной, на которой одиноко и тускло горела лампочка, а под ней была дверь, некогда зеленая, но краска облупилась. «Тебе не все ли равно, где сдохнуть?» – спросил себя Дженсен. Вообще-то ответом на этот вопрос всегда было – «я не собираюсь подыхать», но три пули в животе заставляли пересмотреть это.
Дженсен оттолкнулся от стены, его качнуло, он с трудом удержался на ногах. Чтобы добраться до двери, пришлось идти, чуть ли не цепляясь за кирпичную кладку. Стена оказалась холодной и мокрой, как в подвале. Когда он все-таки добрался до двери, то тяжело дышал, словно бежал долго. От боли он едва мог выпрямиться. Он чувствовал, как кровь выталкивается из ран между пальцев. Она была теплой, а ему самому становилось все холоднее.
Он почти не помнил, как открыл дверь. Была ли она заперта? Пришлось ли ему вскрыть замок? Или он просто нажал на нее, и она распахнулась? Он не знал. Ему казалось, что он стоял, прижавшись к косяку, потом моргнул, а когда открыл глаза, оказалось, что он сидит в каком-то темном помещении, привалившись спиной к стене. Удивительно, что он вообще смог открыть глаза. Сейчас, когда он сидел, кровь сбегала назад, за спину, и рубашка сзади неприятно намокала и становилась холодной. Еще когда Дженсен увидел дверь, то решил, что это запасной выход из бара, но сейчас он понял, что находится в комнате. Она была небольшой, квадратной и без мебели. Других дверей, кроме той, через которую он вошел, не имелось. Единственное окно давало мало света. На улице уже темнело, фонарей поблизости не было. Темнеющее небо выкрасило комнату в серо-синие тона. Какого цвета были стены при нормальном свете, Дженсен не сказал бы. Он прищурился, стараясь разобрать, что видит, и вдруг понял, что все стены исписаны именами. Со всех сторон на него смотрели Джоны, Джеки, Вирджинии, Кэролайн, Бетси… Самые верхние располагались как раз на уровне вытянутой руки высокого мужчины, а самые нижние – прямо у пола. Он медленно поворачивал голову: имен было очень много, словно кто-то поставил себе задачу перечислить все существующие, но сбился и начал вписывать имена по второму и третьему кругу. «Какого черта это кому-то надо?» – подумал он. Мысли в голове перетекали медленно, точно вымазанные патокой. Ответа на этот вопрос он не знал и даже предположить не мог. Комната с одним выходом на улицу? Действительно, зачем она?
Веки становились все тяжелее и тяжелее, после каждого моргания ему приходилось приложить усилия, чтобы открыть глаза.
– Второй шанс, Джей? – прошептал он вслух. – А третий дашь? Может, я все-таки стану копом.
Он бы рассмеялся, если бы на это были силы. Повинуясь внезапному порыву, Эклз ткнул пальцем в кровавое пятно у себя на животе и, практически лежа на полу, написал на стене: «Дженсен».
А потом закрыл глаза. Он знал, что больше их не откроет.
*
Удивительно, но ничего не болело. Он чувствовал, что пояс штанов под ремнем затвердел от высохшей крови, а рубашка на спине, на которой он лежит, мокрая и холодная. Пальто, наверное, тоже мокрое.
«От крови», – вдруг ворвалось в мысли, и от неожиданного воспоминания о том, что случилось, Дженсен дернулся и сел. И дернулся еще раз, ожидая боли.
Но ее не было. Вообще. Совсем.
Он распахнул пальто и уставился на живот: жилетка и рубашка под ней были насквозь пропитаны кровью. Он принялся ощупывать себя, потом расстегивать одежду… Огнестрельных ран на животе не было. Кожа была целой, хоть и перепачканной. Он зажмурился. Не сон же ему приснился, в самом деле. Пытались же они с Коллинзом ограбить банк. На выходе их ждала засада. Обоих подстрелила полиция. Все так.
Вот только трех пуль Падалеки в животе сейчас не было. Какое-то время он просто смотрел на свой живот, будто ожидая, что раны появятся вновь. Но ничего не произошло. Он сидел в пустой темной комнате, на улице наступила ночь, свет от окна был призрачным, каким-то нереальным. Дженсен взглянул вправо вниз, на стену, где написал свое имя… Оно по-прежнему было там, только кровь, казавшаяся ему флуоресцентно-яркой, когда он писал, теперь была темной, не то впитавшейся в стену, не то ставшей ее частью.
Может быть, кто-то другой еще сидел бы здесь, пытаясь разобраться в произошедшем, но не Дженсен. Он всегда любил действие. Одна мысль вдруг поразила его, затмив все остальные.
Он был жив. А это значило, что ничто не сможет ему воспрепятствовать отомстить Джареду.
– Второй шанс, Дженсен, – сказал он себе. – Как ты им распорядишься?
*
Он решил не высовываться. Полиция знала его в лицо. Наверняка они нашли машину с Коллинзом, и там было море крови Эклза на пассажирском сидении. Копы могли прийти к выводу, что он мертв. И Дженсен предпочел им в этом помочь. Пальто у него было черным, так что если не присматриваться, не разберешь, что на спине кровавое пятно. Он застегнулся на все пуговицы, чтобы скрыть костюм и рубашку. Он долго шел пешком, выбираясь из центра города на окраины. Там Дженсен снял комнату в мотеле и, не раздеваясь, завалился спать.
Ему снились странные сны. В них он лежал на полу в той комнате. У него больше не было сил зажимать раны на животе, и кровь текла и текла, впитываясь в его пиджак и пальто. Он смотрел на буквы на стенах, и ему казалось, что единственное написанное имя – это его собственное, остальные – просто часть штукатурки. Они возникли из стены, выросли, как плесень. И только кровавое «Дженсен» светилось почти у пола. Он словно видел все в огромном увеличении: отпечаток указательного пальца в начале каждой линии, собравшуюся по краям кровь и размазанные высохшие полосы в середине, каплю внизу каждой буквы, уже не жидкую, а вязкую. Во сне он рассматривал их очень долго. А потом они начали изменяться – входить в стену. Они стали ее частью, как и остальные имена. Именно тогда Дженсен почувствовал жгучую боль в животе, он и не знал, что во сне может быть настолько больно. Что-то трижды ударилось об пол. Пальто приглушило звуки. Эклз знал, что это три пули, которые убили его. Они вышли, вылетели обратно, словно кто-то прокрутил пленку назад. Пробитые внутренности зарастали. Раны стягивались. Теперь только окровавленная одежда напоминала о том, что произошло.
Он проснулся, когда день уже был в самом разгаре. Сон о странном излечении его так и не отпускал. Дженсен поворачивал голову и краем глаза будто бы опять видел стены той испещренной именами Комнаты. Она стояла за ним, не давая себя рассмотреть, но ожидая чего-то.
*
Чего ждала Комната, он выяснил уже скоро, когда киллер Моргана попытался его убить. Вернее, он действительно убил Дженсена, тот знал это, но, закрывая глаза, он увидел не темноту, а выступающие из-за спины и смыкающиеся перед ним стены той Комнаты.
Когда он открыл глаза, он был в ней. Лежал на полу. Ничего не болело, а рядом с виском на полу валялась пуля. Он снова был жив.
*
Дженсен знал, что это неправильно. Не бывает, чтобы вот такие вещи давались просто так. Ему дважды подарили жизнь. Логично предположить, что за это что-то потребуют взамен. И плата будет немаленькая. Уж если бы у него было умение воскрешать людей, он бы точно потребовал что-то очень крутое.
Однако больше этого Эклза занимала другая мысль: месть Падалеки. За все. За предательство, за то, что Дженсена не посадили, за то, что Морган теперь считал его стукачом. Киллер доказывал, что четыре ограбления банка Джеффа не переубедили. За то, что теперь ему надо прятаться.
И, конечно, за Женевьев. Миссис Падалеки. Жен, которая кротко улыбалась Джареду и игриво подмигивала Дженсену.
Эклз не знал, будет ли еще работать Комната, но надеялся, что хотя бы раз она его еще сможет воскресить, если уж он по-прежнему видел ее краем глаза. Это давало ему шикарные возможности добраться до Джея.
*
Прошла неделя. Дженсен уже надежно считался мертвым. На это время он уехал из Чикаго, чтобы не попасться на глаза знакомым. Попасть в город он надеялся очень быстро – через самоубийство. Выстрел в голову – и он окажется в той Комнате. Конечно, он не был уверен, что это сработает, но почему нет? В этом даже было своеобразное удовольствие: он не знал, будет ли на этот раз воскрешение, поэтому в кровь выплеснулась ударная доза адреналина, ладонь вспотела, палец подрагивал на спусковом крючке.
Выстрел.
Он открыл глаза уже в Комнате. Сработало, черт возьми, сработало!
*
Дженсен знал, где живет Джей. Они все-таки были друзьями когда-то. В его – в их с Женевьев – квартиру пробраться было несложно. На улице уже темнело, Джаред, как и большинство полицейских, возвращался домой поздно. Где была его жена, Дженсен не знал. «Может, обкрадывает какой-нибудь магазинчик», – злорадно подумал он. Если ее поймают, Джареду будет очень весело.
Эклз сидел в темноте в кресле, стоящем напротив входной двери. Ждать долго ему не пришлось. Падалеки ввалился домой, с трудом вписавшись в дверной проем. Его качало, и даже до сидевшего в гостиной Дженсена донесся запах виски. Джаред, не включая света, поплелся через комнату, где находился Эклз, в спальню, видимо, собираясь рухнуть в постель, но Дженсен, конечно, не дал ему такой возможности.
– Привет, Джей, – тихо сказал он. В ночной тишине это прозвучало как гром. Джаред вздрогнул, резко развернулся, его качнуло, он чуть не упал, и потянулся к пистолету в плечевой кобуре.
Дженсен поцокал языком:
– Не надо, Джаред. Я пришел поговорить.
Конечно, он пришел убивать, пистолет в его руке не оставлял других вариантов. Падалеки это знал, но остановился и свое оружие доставать не стал.
– Я думал, ты мертв, – проговорил он, его язык заплетался.
– Так и есть.
– Я не верю в призраков, – фыркнул Джаред.
– Я мертв дважды, – сказал Дженсен. – Один раз меня убил ты, второй – киллер Моргана. Джефф, знаешь ли, не поверил, что мы с тобой не заодно.
– Весело тебе, смотрю, живется, – Падалеки осклабился.
– Это из-за тебя он пришел к такому выводу, – почти выкрикнул Эклз.
– Ты что, пришел узнать, почему тебя не арестовали? Если настаиваешь, я сейчас исправлю. Ты вломился в мой дом и угрожаешь мне.
Он даже шагнул к Дженсену, и в свете уличных фонарей в его руке сверкнули наручники. Другой рукой он опять потянулся к плечевой кобуре. Прозвучал выстрел, Джаред отступил назад, наткнулся спиной на стену и съехал по ней на пол. С правой стороны на груди начало расползаться темное пятно.
– Ты идиот, Падалеки, – хмыкнул Дженсен. – Я пришел поговорить с тобой, а ты нарываешься на пули. Я же мог тебя убить.
– Так чего не убил? – Джаред взглянул на него исподлобья, он даже не пытался зажать рану. – Ведь ты за этим же пришел.
– Я тебя не понимаю, Джей. Я бы понял, если бы ты был один. Весь такой бесстрашный рыцарь полиции, готовый защищать всех и каждого. Но тебе ведь есть что терять, – он помолчал. – Женевьев. Думаешь, ей будет приятно, если ты сдохнешь? Такая красивая девушка не останется одна, кто-нибудь другой будет ласкать ее грудь, целовать ее…
Он чуть улыбнулся. Улыбка рвалась из него вместе с торжеством. Именно для этого – для этой фразы – он хотел поговорить с Джаредом, а не убить его сразу, как только тот появится на пороге. Он мог бы пристрелить его и просто на улице, тот бы даже не заметил его. Но Дженсену хотелось мести. Настоящей. А она осуществилась бы только в том случае, если бы Джаред понял, сколько он теряет.
Он ждал, что Джей испугается, но тот вдруг рассмеялся. От смеха этого у Эклза мурашки пробежали по спине – слишком он походил на всхлипы. «Так не смеются, так плачут», – подумал Дженсен. И все-таки Джаред смеялся – горько и надрывно. Это нельзя было назвать истерикой. Казалось, что Эклз действительно сказал что-то очень смешное, и Джей просто не мог остановиться. Улыбка триумфа сползла с лица Дженсена, он нахмурился, предчувствуя что-то.
– Ты не знаешь, да? – сквозь всхлипы спросил Джаред. – Конечно, не знаешь, иначе бы не нес эту чушь. Женевьев погибла! – вдруг заорал он. – Понимаешь, ты, урод! Она погибла!
– Что?.. – переспросил Дженсен.
– Твой гребаный Морган убил ее! Нанял киллера. Ты опоздал со своей местью. Мне жаль, что ты жив, такая мразь не должна жить. Но мне уже все равно… Я умру и встречусь с Жен. С моей Женевьев…
Дженсен сидел в кресле и смотрел на Джареда. Вокруг было тихо, но эта тишина походила на звук порванной струны, который заполнял все. Звучал только он и больше ничего. Тонкий гул в ушах, перекрывающий звуки бессонной улицы. «А ведь он прав, – вдруг подумал Дженсен, и от этой мысли в груди стало больно. – Лучшей местью было бы убийство Женевьев. Отнять то, что ценно, чем дорожишь – это лучшая месть». Но как он мог бы когда-то помыслить о подобном, если помнил все, что между ними было? Чертики в глазах Женевьев, настолько не подходящие под ее простенькие платья и шляпки с безвкусными цветами. Как она крала украшения в магазинах и как смотрела потом на продавцов и полицейских – наивно и невинно. Кроме того, он был уверен, что именно Жен уговорила Джареда не арестовывать Дженсена. Он мог сколько угодно думать о том, в каком хреновом положении он оказался из-за этого, на самом деле ему нравилась свобода. Ему нравилась жизнь.
И нравилась его маленькая тайна – та Комната с именами.
Погрузившись в свои мысли, он только сейчас заметил, что Джаред молчит, а его дыхание, наоборот, кажется слишком громким и влажным.
– Джей? – позвал он, но Падалеки не отвечал. – Твою мать…
Не опуская пистолета, он подошел к Джареду и присел около него. Глаза того были закрыты. Эклз осторожно потряс его за плечо, и тот безвольно съехал по стене на пол. Детектив Падалеки еще был жив, но это явно ненадолго. Собственно говоря, за этим же Дженсен и приходил, не так ли?
Не так.
Он приходил за местью, а сейчас в душе было мерзко. Месть должна давать удовлетворение – он всегда так считал, а получил, кажется, только боль. «Вот тебе и второй шанс», – подумал он, убирая пистолет в кобуру.
Имена на стенах за спиной Дженсена трепетали, словно крылья бабочки. Или как пальцы, дрожащие от нетерпения. Он чувствовал, как они жаждут прикоснуться к Джареду. И черт, почему бы ему не дать им сделать это? Ведь это будет настоящая…
*
…месть.
Красное имя «Джаред» вросло в стену не сразу, а лишь когда Падалеки перестал дышать. Через несколько минут после этого Дженсен увидел, как по его груди скатилась пуля и с легким стуком упала на пол. Комната работала.
С удовлетворением Эклз смотрел, как Джаред задергался, резко сел, принялся ощупывать свою грудь, а потом полным ненависти взглядом уставился на Дженсена.
– Что ты сделал? – прорычал он.
– А я думал, что ты спросишь, не в аду ли ты? – усмехнулся Эклз.
– Я должен был умереть.
Дженсен коротко рассмеялся:
– Ты хотел умереть. К сожалению, теперь это невозможно.
Джаред нахмурился:
– Ты несешь какую-то херню.
– О, я несу прекрасную сладкую херню. Ты хотел попасть к Жен, да? Утверждал, что тебя теперь ничего не волнует, и я не смогу отомстить тебе? Так вот, ты ошибся. Я смог. Знаешь как? Ты теперь никогда не сумеешь попасть к ней.
– Ты больной. У тебя плохо с головой.
– Нет. У меня отлично с головой. Просто прекрасно. Эта комната, – он развел руки в стороны, – она оживляет людей, представляешь? Ты умер, а она тебя воскресила. Вон пуля, которой я тебя убил.
Джаред продолжал сидеть на полу и снизу вверх смотрел на Дженсена. В его глазах Эклз видел пылающую ненависть, но в глубине он отчетливо замечал страх. Почти ужас. Дженсен легко мог представить, как сейчас в голове Джея тоненький голосочек спрашивает: «А вдруг все это правда? Вдруг ты действительно больше не сможешь умереть?». Эти гнусные голосочки всегда появляются в подобные моменты.
– Страшно, да? – Дженсен улыбался. В его улыбке не было ничего доброго.
– Наверное, Женевьев была права, – вдруг сказал Джаред.
– В чем?
– Она требовала, чтобы я и тебя сдал. Это было несложно, я ведь знал, чем ты занимался. Я пытался ее переубедить. Мы даже поругались.
– Ты врешь, – процедил Дженсен сквозь зубы. Злорадство сменилось гневом. Зачем Джаред все это говорил?
– Она тебя ненавидела. Я даже не знал, что она умеет так ненавидеть.
– Ты врешь, – повторил Эклз. – Мы с ней переспали, когда я вез ее от матери. Прямо в машине. На заднем сиденье.
Падалеки сжал челюсти. Желваки выделились.
– Я и говорю, она тебя ненавидела, – сказал он. – Считала врагом. Оказывается, было за что.
– Ты знаешь, что она крала вещи? И стреляла по собакам? Курила, пока никто не видел. Думаю, она спала не только со мной.
– Чего ты добиваешься, Дженсен? – голос Джареда звучал хрипло, словно он долго кричал или плакал.
– Хочу, чтобы она для тебя стала врагом. Как я для нее. Или как ты для меня. Или как я для тебя.
– Бред.
– Знаешь такую пословицу? «Враг моего врага – мой друг».
– И кто из нас будет тебе другом? Я потерял логику в твоем круге врагов.
Дженсен не знал, что ответить. Он отвел взгляд в сторону и увидел свое имя на стене. Может быть, не стоило когда-то вписывать его? Или вписывать имя Джареда? Ему казалось, что он хотел мести, но сейчас уже не был в этом уверен. Не в том ли дело, что Жен больше не было? Наивной и игривой, невинной и опасной. Джаред был прав. Месть имеет смысл, когда есть что терять, а тут он словно отомстил сам себе.
– Я не знаю, – тихо сказал Дженсен и вышел из Комнаты в дождливый Чикаго.
-
-
15.03.2013 в 22:44Лично мне очень понравилась и Женевьев, и все её отношения. Ты знаешь)))
-
-
15.03.2013 в 23:42-
-
15.03.2013 в 23:46-
-
16.03.2013 в 12:32igrushka13, а если заменить Женевьев на Даннил, будет лучше?
я могла бы с той же легкостью представить и Алону Талл. Так было бы лучше?
Неа))) Я, например, читала "Второй шанс" именно как историю, в которой могли бы играть все эти актеры (что, кстати, не так уж часто бывает). Ни Дэннил, ни Алона мне в роли персонажа Женевьев никак не представляются, хотя, наверное, я неправа. Может, дело в том, что Женевьев уже сыграла в СПН похожую героиню - двуличную и двойственную, хотя и не притворяющуюся милашкой. Но вообще, возникает вопрос: может, из замужних за Джаредом Дэннил или Алоны вышел бы больший сквик, чем из отдавшейся Дженсену Женевьев?
-
-
16.03.2013 в 18:11-
-
17.03.2013 в 15:28интересный подход; а почему тогда не взяли имена других актеров вместо Джареда и Дженсена? в СПН куча актеров снималась, правила конкурса разрешали взять любых
Но если такой уж жуткий сквик у многих Дженсен/Женевьев, то я могла бы с той же легкостью представить и Алону Талл. Так было бы лучше? Мне действительно интересно.
а вы не задумывались, почему у многих это сквик? это для вас "просто имена", а для других это характеры со всем, что к ним прилагается; нельзя просто взять и обозвать героев как попало